Хранитель древностей

- Но я посомневался, - сказал вдруг бригадир, - я вот почему посомневался. Ни в какой Новосибирск брат не ездил, это мы тогда с ним нарочно такой фокус выкинули. Он от жены хотел уйти к бухгалтерше со свинцового завода; познакомились они на курорте, вот мы и ездили к ней в Чимкент, а тут слушок распустили, что это он едет в Новосибирск на месячные курсы складских работников, телеграмму даже такую отбили, а сами в это время у ней в Чимкенте сидели, вот почему я им не поверил.

Вскоре я почувствовал, что меня клонит ко сну, я встал, хотел идти, но покачнулся и, верно, упал бы, если бы меня под спину не подхватил хозяин. Он меня обнял за плечи и, что-то говоря, повел в избу. Это я еще помню. Помню и то, как я вырвался от него, увидел лестницу, прислоненную к стене, и вдруг полез на сеновал. Отлично помню полумрак, запах сена и яблок и небольшой стожок посередине. Но вот как я добрался до этого стожка, как лег и как заснул - не помню совершенно.

Проснулся я уже ночью. Было совсем темно и еще сильнее пахло яблоками и сеном. Через открытую дверь сеновала мне было видно лавочку, а на ней трех человек. Они сидели и о чем-то разговаривали. И вдруг мне показалось, что я ясно различаю голос Корнилова.

- И во время допроса она предала всех своих сподвижников, и в том числе великого философа Лонгина, - сказал Корнилов.

- Ну и что ж с этим философом сделали? - спросил второй голос, хрипловатый и старческий.

- Казнили.

- Вот стерва, - выругался старик и закашлялся, - и все ведь... все ведь эти бабы такого рода, - продолжал он, отдышавшись. - Поэтому я и не женился второй раз. Так, значит, его казнили, а ее что?

- А ее Аврелиан заставил пойти в золотых цепях во время триумфа. Потом, правда, он ей пожаловал роскошную виллу в предместье, и она так на всю жизнь и осталась в Риме. Жила хорошо, в почете, растила внуков.

- Вот, наверно, хулиганье было без отца при больших деньгах, - злорадно сказал тот же старческий голос. - Есть за что чтить сучку! Войну проиграла, столицу свою разрушила, от друзей отреклась, а сама, как какая-то позорница, пошла в цепях, и за это ей почет.

- А царицам всегда почет, - ответил кто-то третий, и я узнал голос бригадира. - Это простого человека чуть что под ноготь, а царям всегда полная привилегия. Вот Вильгельм до сих пор живет в Голландии.

- Зато Николашку-то разбахали, - сказал старик.

- Да ведь это мы. Мы бы и эту Зиновью разбахали, не пощадили бы, сказал бригадир. - А какой она, скажите, нации была - еврейка?

- Нет, вероятно, арабка, - ответил Корнилов.

- И, поди, еще красавица! - усмехнулся старик. - Они все такие, красавицы: Клеопатра, Саломея, которая скакала, плясала, наша Катенька.

- Да, говорят, была изумительно красива, - ответил Корнилов. - И очень образованна. Говорила на четырех языках. Муж ее брал с собой в походы, и она участвовала в походах вместе с мужчинами.

- Ну, вы этого мне не говорите. Где уж им, таким, воевать по-настоящему, - презрительно усмехнулся старик, и я почувствовал, что он махнул рукой. - Это все хворс, а не война. Пока она на коне - она и хороша, а как стащишь за вихры, так она и папу и маму продаст. Вот Маруська такой герой была, что не подходи, а как до расправы дошло, так тоже начала задом вилять, но, однако же, мы не Аврелианы, мы ее тут же израсходовали.

- Так ту Маруську, кажется, в сражении убили, - несмело сказал бригадир.

- Это не нашу, - категорически ответил старик. - Я знаю, что ты думаешь: их несколько было, самую главную-то я лично израсходовал.

- То есть как вы лично? - спросил Корнилов. - То есть собственноручно?

Ответа я не услышал, - очевидно, старик кивнул головой. Я осторожно заглянул вниз.

На скамеечке сидели, курили, разговаривали; рядом с Корниловым расселся тот самый старик, которого звали Родионов.

- Так как же это дело случилось, расскажите, Семен Лукич, - попросил Корнилов, - если это не составляет секрета, конечно.

Родионов затянулся и далеко отбросил от себя папиросу. Бригадир сейчас же пошел, затер ее сапогом и вернулся.

- Секрета тут, положим, никакого нету, - сказал Родионов важно, - но только я про все это вспоминать не люблю. - Он подумал и вздохнул. - Да, не люблю. Да и делов-то не было - просто вызывает меня комиссар и говорит: на совете решили Маруську израсходовать, транспорта нет и народ отрывать нельзя, а кончать с ней надо. Иди и выполняй. Ну, пошел и выполнил. Только и дела.

- Да, дела! - покачал головой бригадир. - Эх-эх! - Он вздохнул.