— Да уж, пожалуйста, возьми «палача» назад. Я не палач, я дурак… И не спорь — я дурак! Надо было соображать, что можно читать, а что — нет!
— Нет, ты не дурак! Ты поэт!
— А есть разница? — поинтересовался Ваастан, выглядевший заметно трезвее остальных.
— Умолкни, грубиян! — гневно ответствовал Пилигрим. — Не видишь, людям хорошо! Сегодня всем должно быть хорошо!
— Пра-авильно! — умилился Ралидж. — Всем должно быть хорошо! А наверху двое бедняг сидят… хозяин сказал! Торчат в холодной комнате! Может, даже без ужина, если денег не наскребли!
— И без вина?! — ужаснулся поэт судьбе незнакомых постояльцев.
— Без вина! — убежденно кивнул Сокол. — Эй, Тихоня, в кувшине еще булькает?.. Вот и славно. Пойду позову их к нам.
Ралидж направился к лестнице упругой и твердой походкой абсолютно трезвого человека. Поэт и Пилигрим проводили его одобрительными взглядами и вернулись к теплой беседе:
— Нет, ты не дурак! Дурак — тот властитель замка! Унтоус! Мог бы сейчас твои стихи слушать… за трапезой…
— Бедняга! — пустил слезу Рифмоплет. — Сам не знает, чего лишился! А ведь он любит — про страшное… на ночь… А сейчас как раз ночь!
— Ночь? Тогда читай! Про Полуночную деревню! Про этих… которые колдуна убили… про оборотней!
— А вам стра-ашно будет!
— А мы смелые! Эй, Тихоня, мы смелые?.. Во, гляди — кивает! А давай на спор, что не испугаемся!
— На что спорим? — деловито уточнил Рифмоплет.
— На золотой.
— Идет! Ну, держитесь у меня… такие кошмары напущу…
Поэт выпрямился, лицо его стало серьезным. Он помолчал немного, видя в этот миг то, чего не дано видеть другим, и начал медленно, горько и строго:
Он не закончил: дверь с визгом отворилась. Поэт оглянулся на досадную помеху… и, побелев, вскочил на ноги.
Все, кроме спящего Челивиса, тоже вскочили и в ужасе уставились на дверь. С коротким придушенным воплем Никто метнулся за спину Ваастана. Тихоня молча подхватил тяжелую дубовую скамью, вскинул перед собой. Пилигрим выдернул из очага пылающую головню и укоризненно сказал:
— Ну и гад ты, Рифмоплет, после этого! За паршивый золотой — и такие страхи на людей…
Ралидж поднялся по лестнице, стукнул в ближайшую дверь и, не дожидаясь ответа, вошел.
— Наша компания приглашает… — начал он — и замолчал, разом протрезвев.
В упор взглянул в смятенное лицо мальчика — и медленно перевел глаза на вскочившего со скамьи взрослого человека.
— А ты изменился за три года, — сказал Ралидж, не узнавая своего голоса. — Помолодел лет на тридцать. Впрочем, я тебя всякого видал — даже выкрашенного под наррабанца.
Айрунги кончиком языка облизнул пересохшие губы. Его трудно было смутить и испугать, но внезапно появившемуся Соколу это удалось.
— Мельчаешь, приятель, — обманчиво спокойным голосом продолжал Хранитель. — Раньше водил армию чудовищ на завоевание мира, а теперь обучаешь ребятишек воровству?
Айрунги пришел в себя. Он провел ладонью по груди (Ралидж заметил, что сквозь бурую ткань балахона пробивается странный блеск) и хотел что-то сказать, но ему помешал донесшийся из соседней комнаты пронзительный женский крик.
Айфер не уловил мгновений, когда объятия Ферины превратились в хватку убийцы. В кожу впились когти, перед лицом лязгнули клыки, чуть промахнувшись мимо горла.
Айфер всегда медленно соображал. Но руки бывалого воина ответили на атаку раньше, чем рассудок осмыслил происходящее. Словно кузнечными клещами стиснули они извивающуюся тварь. Та пронзительно завизжала и глубже вонзила когти в плечи человека.
Какая страшная сила была в невесть откуда взявшемся существе! Подвывая, оно тянулось клыками к горлу Айфера. С трудом удерживая врага на расстоянии вытянутой руки, грайанец перекатился на бок и попытался ударить зверя о стропила сеновала. Тварь извернулась. В лицо человека било зловонное дыхание, хищная морда скалилась в полумраке, когти рвали тело наемника.
Мгновения ужаса и смятения прошли. Вот враг, вот бой, а остальное не важно.