Хранитель кладов

— Не вопрос. Она стандартная для мира Ночи. Ты ведь наверняка уже понял, что такие пустяки, как золото, интересуют только вурдалаков и им подобных, сущности посерьезней предпочитают другую валюту. Мы к этим сущностям не относимся, но раз этот мир и наш тоже, то плату берем наравне с ними. С волками жить — по — волчьи выть.

— Ты о душе, что ли? — опешил я.

— Кха! — поперхнулся Михеев. — Ты совсем сбрендил, Швецов? Какая душа? Ты за кого нас держишь? Нет, конечно. Услугу ты нам будешь должен. Одну услугу! Открытый вексель, так сказать, стандартная расценка. В какой — то день, в урочный час мы предъявим тебе этот счет, и ты обязан будешь его закрыть. Может, это случится завтра, может, через год, может, вообще никогда — кто знает? Но когда мы потребуем плату, «нет» прозвучать не может.

— Нечто подобное у меня пытался выторговать Шлюндт. — Чашка брякнула о блюдце. — И получил отказ.

— Правильно, — одобрил Михеев. — Поверь, кому — кому, а ему веры нет. Никогда не знаешь, в какой момент он нож в спину может воткнуть.

— И сейчас откажусь, — закончил я предложение, подумав о том, что в моем новом мире кроме себя верить нельзя вообще никому. Правда, подумать — подумал, но сказал совершенно другое: — Паш, ты пойми — вам я, в отличие от антиквара, доверяю. Не то чтобы во всем, но тем не менее. У вас имеются принципы, наличествует дело, которому вы служите, причем служите на совесть. И пусть даже эта ваша честность в чем — то специфична, но, тем не менее, она есть, что само по себе здорово. Но я все равно не хочу жить под прессом мыслей, что в один прекрасный день ты придешь ко мне и скажешь, что я кого — то должен убить, например, того же Шлюндта. Сыпануть ему, к примеру, в кофе, цикуты. Или бомбу под кремлевскую стену подложить. Оно мне надо?

— Резонный довод, — согласился Михеев. — Тогда сформулируем мысль так — ты будешь должен Отделу услугу, не связанную с нарушением действующего российского законодательства или же с нарушением уложений Покона.

— Все равно очень размыто, — покачал головой я. — Давай так — я буду должен услугу, связанную с моей нынешней профессиональной деятельностью. Разумеется, речь идет не о работе в архиве, а о той стезе, которую мне подсунули против воли. Если так — то мы договорились.

— Н — да, на собаку узко, на кошку широко. — Павел откинулся на спинку стула, задумчиво посмотрел на меня, подумал о чем — то, а после протянул руку. — Но — ладно. Идет.

— И еще, — прищурился я. — Долг мой будет не перед твоим Отделом, а лично перед тобой. На кладбище меня поведешь ты, умирать, если что, тоже будешь ты, потому и благодарность распространяется только на тебя. Не на Нифонтова, ни на упомянутую тобой прожорливую Мезенцеву, а именно на тебя.

— Не пойдет, — припечатал ладонь к столу оперативник. — У меня, дружище, работа такая, что сегодня я жив, а завтра уже нет. Так что…

— Убедил, — перебил его я. — Если случится такое, что тебя, не дай бог, ногами вперед вынесут, то мой долг перед тобой будет выплачен непосредственно начальнику Отдела. Как его зовут?

— Ровнин, — ответил Павел. — Олег Георгиевич.

— Вот он сможет прийти и предъявить мне счет. Он — и никто другой. Но лучше бы такого не случилось. Мне нравится с тобой общаться.

— И лучше, если про эту сделку вообще никто знать не будет, — добавил оперативник, снова протягивая мне руку. — Для нас обоих лучше.

Мы обменялись рукопожатием.

— Мне, наверное, надо еще что — то сказать, Луной поклясться? — предположил я. — Соблюсти формальности?

— Не — а, не надо, — взялся за новое пирожное Михеев. — Мы ударили по рукам, этого достаточно. Поверь, где надо — нас услышали.

— Лихо, — усмехнулся я. — Ладно, проехали. Когда думаешь меня на кладбище отвести? Хорошо бы поскорее, время поджимает.

— Да прямо сегодня и пойдем, — вытер салфеткой пальцы, испачканные в креме, оперативник. — У меня завтра — послезавтра заняты, мне не до тебя будет. Так что часиков в двенадцать ночи встретимся у главного входа на кладбище. Не опаздывай!

Я слегка опешил. Просто не ожидал столь скорого результата заключенной сделки, думал, что Михеев еще пару дней на приготовления возьмет или что — то в этом роде. А, оказывается, мы уже сегодня отправимся в гости к мертвым.

— Вот что важно, — хлюпнул кофе Павел. — Там, на кладбище, ты молчишь — я говорю, ясно? Рот открываешь только тогда, когда я разрешу это сделать. Ну или в той ситуации, когда не ответить нельзя. Никому о себе ни слова, особенно в тех случаях, когда кто — то захочет узнать твое имя. Никому никаких обещаний не даешь, никакие просьбы выполнять не берешься, как бы кто о том ни просил. Запомни накрепко — в мире мертвых понятия «жалость» и «справедливость» отсутствуют в принципе, зато выполнение правила «сказал — делай» доведено до абсолюта. Ты для неупокоенных душ возможность улизнуть из — под длани Хозяина хоть ненадолго. А если повезет — может, и вовсе навсегда. И им глубоко плевать на то, что именно ты станешь после ответчиком за этот побег. Усвоил?

— Предельно, — кивнул я. — Молчу, говорю тогда, когда надо, никого не жалею.