Читаем Хранитель планеты полностью

- Итак, вы теперь Хранитель... - повторил он.

- Да, это у нас такая пионерская игра, - говорю я вяло. - Мы готовимся к контакту с внеземными цивилизациями... Дисциплину повышаем, успеваемость...

Скучно было врать, но что поделаешь? Не рассказывать же ему про Марцеллия. Не поймет.

- Зачем вы говорите неправду? - вдруг спрашивает. - Я же знаю, что вы один - настоящий Хранитель.

- Откуда вы знаете? - удивляюсь.

- Дело в том, что мой отец был Хранителем...

Вот это да! У меня даже челюсть отвисла. Хорошенькая новость! Теперь понятно, почему историк со мной любезничает. Если не врет, конечно. А зачем ему врать?..

Пока я лихорадочно размышлял, Дмитрий Евгеньевич встал и подошел к портрету старика на стене. Я понял, что это его отец.

- Он мне рассказывал перед смертью. Все было в точности так же, как у вас... Золотая пыль космической энергии и добрый вестник.

- Какой вестник? - не понял я.

- Ну, этот ваш Марцеллий. Рассыльный... Отец называл его вестником, поскольку он принес весть, - говорит историк. - Отцу эта весть была сообщена очень давно, еще до революции.

- А Марцеллий сказал, что Хранителем был какой-то индус, - говорю я нехотя, потому что как бы еще не верю.

- Вот как? - удивился он. - Впрочем, так и должно быть. Отец был убежден, что Хранителей много.

- У нас уже полшколы хранителей, - вставил я.

- Нет-нет, это не то. Хранителей много, но каждый должен думать, что он - один!

Тут Дмитрий Евгеньевич разволновался и принялся ходить по кабинету, по протертой на ковре дорожке. Он рассуждал вслух, а про меня будто забыл.

- Хранитель должен знать, что только от него зависит будущее разума. Это помогает ему выстоять! Безусловно, это так... Отец говорил, что Пушкин, Толстой, Данте были Хранителями...

- Данте? - не понял я.

- Был такой великий поэт.

Ну, мне совсем худо стало. Попал в компанию! А я думал, что буду просто подсовывать Глюку заметки из газет. Пускай там их читают и делают выводы. Мое дело маленькое... А тут, оказывается, вон их сколько!

- Значит, я не один? - бормочу.

- Это только предположение! Только предположение! - он опять заволновался. - Никто точно не знает. Мой отец умер десять лет назад. Вполне возможно, что после него был этот ваш индус, а уже теперь - вы...

- А что он делал? Ваш отец? - поинтересовался я.

- Он тоже был историком, - говорит.

- Нет, как он... это самое... планету хранил?

Смотрю, учитель насупился, глядит на меня печально, будто я что-то не оправдал.

- Он был историком, мальчик.

- Значит, мне тоже нужно стать историком? - говорю.

Дмитрий Евгеньевич засмеялся, рукой махнул, сел рядышком. Руку мне на плечо положил.

- Я тоже так думал, - говорит. - Как мне хотелось стать Хранителем! Мне казалось, что я смогу сказать о человечестве что-то важное... Я готовился к этому всю жизнь, учился, читал книги и все ждал, что появится золотая пыльца и возникнет из нее вестник... Не дождался. Понимаете, Боренька? Мне уже шестой десяток. Я прочитал все книги, что стоят на этих полках! И не дождался... Обидно.

Он замолчал и отвернулся от меня.

- Да вы не переживайте, Дмитрий Евгеньевич! Это же случайно выходит кого назначат, - говорю. - У них там электронная машина, она перебирает номера - и привет!

- Вот именно. Привет... - отвечает он, не оборачиваясь.

- Ну, хотите я вам уступлю? Пусть лучше вы будете Хранителем, чем Дунька! - Сказал - и сам испугался.

А Дмитрий Евгеньевич обернулся да как заорет:

- Что?!

- Да я ничего. Вы не подумайте... Мне-то не больно нужно.

- Как ты не понимаешь, что этого нельзя отдать! - закричал он. - Это можно только получить!

Забыл даже, что. звал меня на "вы". Во как я его достал...

Я голову в плечи втянул, сижу. Откуда мне знать - чего можно, чего нельзя? Сам небось всю жизнь с отцом прожил, успел все узнать. А я Хранителем - три недели...

- Простите, Боренька, - он снова стал ласковым. - я не сомневаюсь, что вы из добрых побуждений...

- Да ладно, чего там... - говорю.

- Вот вы говорите - случайность - продолжает он рассуждать. - А случайность - это непознанная закономерность. Можно случайно родиться, но случайно стать Пушкиным - нельзя!

- А у вашего отца ПИНГВИН был? - спросил я, чтобы поскорее от Пушкина отделаться.

- Пингвин? Какой пингвин? - этим я его сбил. - Ах, космический передатчик... У него паучок был, мохнатенький такой. Повиснет на паутинке над рукописью - и читает, читает... Я этого паучка в детстве очень боялся.

Хорошо им было! Паучок маленький, можно легко спрятать. А ПИНГВИНа куда деть?

Мы еще час просидели. Дмитрий Евгеньевич все советовал мне хорошо учиться и осознать ответственность. Сказал, что он готов мне помочь во всем. Книжки будет давать, разговаривать со мною обо всем, что мне нужно... Под конец я спросил его, что же мне передавать в Центр? Как он считает?

- Хранитель должен решать это сам. Только по внутреннему побуждению, - сказал историк.

Опять я ничего не понял. Откуда у меня возьмется это внутреннее побуждение? Ну, с ответственностью легче. Про ответственность нам с первого класса уши прожужжали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза