Хранитель понятий

– Суке этой подлой, – старшой попкарь выговорил «суке подлой» так ласково, словно разливался о любимом сынишке, – чтоб по дороге не отбросил когти, откопали в гуманитарном хламе, шубейку. Ею и припахивает, Сергей Владимирович.

Грохот утаптывающих автозаковский металл подошв, вышибал конкретный ритм. Ритм донимал Шрама. Наконец Сергей допер. Зюкин танцевал в стакане сам с собой откровенное танго. Вруби музон типа «Я возвращаю ваш портрет» и состыкуется путем. Еще минут пять-семь, прикинул Шрам, и дотрясемся до спасительных «Углов».

И не смотря на неудобства на Шрама накатили праздничные мысли. Дору Мартыновну он положил на обе лопатки и лопатой сверху прихлопнул. И теперь мымре ничего не остается, как вывесить белый флаг. А это значит, что не зря Сергей залепил весь город своими рекламными рожами. Теперь только объявят довыборы на освободившееся кресло в ЗакС, Шрам тут как тут. И кто бы ни рыпнулся, за оставшиеся дни не успеет такую же славу в народе завоевать.

Также насчет Эрмитажных списков. Да, Тернов оказался не при делах, и за потревоженного Апаксина придется ответить. Только не Шраму, а Вензелю – кто последний, тот моет посуду. И последним мурыжил фискультбарыгу старик. А насчет списков у Сергея одна идейка проснулась. Годик тому он здорово взял на понт некоего оборотливого чинушу. И чинуша ядрено переклинился, когда Шрам пустил пулю, дескать, сидит на втором экземпляре списков. Значит, чинуша в теме, и грех его подробней не пощекотать...

В грязную стекляшку окна, ясный перец, еще и зарешеченного, вмазался снежок. «Шутники, – поднял шары на налипшую белую кляксу Шрам. – Смешнее было бы каменюгой».

...В деле Эрмитажных списков обнаружился еще один вектор. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что за столами на эпохальной свадьбе сидело несколько балерин из Мариинского театра. Причем, по разным углам, а не кучкуясь. Очень было похоже, что это почти официальные любовницы, а врозь посажены, дабы мордахи друг дружке не порасцарапывали.

Осторожненькая проверочка показала, что у всех леди к сегодняшним дням вымахали взрослые дети. И по клановой традиции эти дети трутся там же, в Кировском театре, причем не на последних ролях. Типа – живые кандидаты в наследники Григория Романова. Но Шрам продолжал не верить, что такой серьезный человек, как Романов, может в такие серьезные дела, как списки, вписать баб.

И с Вензелем у Сергея все ажурно квакнуло. Теперь Вензель должен сам на карачках, и посыпая темя пеплом, приползти к Сергею. «Милый Сережа, соколик ясный, не звони по народу, что ты у меня универмаг оттяпал. За это любую службу сослужу!» И ведь дважды не Шрам, а Вензель первым наезжал против понятий. И оба раза это сходило ему с рук. Прогнило что-то в царстве Петербуржском, для всех понятия – не понятия, а памперсы одноразовые.

– Приехали, – сообщил попкарь, что и без него было понятно по воротным лязгам, звякам, хлопкам, выкрикам и по поведению автозака.

Они встали сразу за воротами. Сергей изготовился к десантированию из вонючего кузова.

Дверь не распахнулась. Прозвучали невнятные голоса и автозак вновь поехал. «Что за болванку катают? Конвой на воротах не в курсах, что ли, кого доставили?» – удивился Шрам.

Автозак чуть потрясся по двору и опять стопорнулся. На этот раз дошло дело до открывания. Заскрипели запоры. Дверь отпрыгнула наружу, Сергей намылился сигануть долой. Но стоп! Внутрь коробки ломанула толпа мордоворотов в шинелях и коже.

Подсечка уронила брюхом на пол. Сверху навалились вертухаи, не меньше четверых. Тяжелый пыхтящий урод уселся на шею, другой на ноги. Руки пытались завести за спину, явно с удумкой замкнуть в браслеты.

– Мужики, вы че?! – с понтом захныкал Серега, – Я простой газовщик! У вас протечка газа! Сейчас рванет!!! – Шрам собрался... Надо резко, только резко...

Сергей крутнулся на спину, выдирая правую ногу. Двинул каблуком в подвернувшееся колено, свободной клешней цапанул вертухайскую шинель, замыслив выдернуть себя наверх и тогда... а проворный гаденыш в кожаной курточке сбоку рванул на Сереге одежку, еще раз рванул, заголяя предплечье:

– Вот она! – кукарекнул гаденыш, выцелив наколочку, – Это ОН!

Затылок Шрама сокрушило нечто продолговатое, плотное, шуршащее, типа «колбаски» с песком...

...Расклеил зенки... Белым ручьем тек весь в точечках и трещинках потолок в серых берегах стен. Как банки на спине простуженного, лепились к потолку круглые плафоны. Коридор «Углов», фига с два спутаешь. И его, Шрама, несут на руках, как раненого бойца. И Шрам потихоньку въехал, в какой кабинет его сейчас заносят.

И Шрам испытал не самое сильное в жизни удивление, когда его перевернули, посадили на стул и он узырил повинно скисшего начальника СИЗО Холмогорова, а рядом дедушку в плетенном кресле. Дедушку при трости, котяре, при графинах и фруктах, и при толстомордых шестерках за спиной.

– Здравствуй, соколик, – прошамкал Вензель. – Где же тебя носило?

– За гостинцем отлучался, – нашел силы предъявить зубы в улыбке Сергей.