Хранитель понятий

Онбыл еще жив, поскольку мнительный Вензель подозревал, что покеда не до донышка выжал из Сереги известное тому за списки. И кроме того, на рождественские каникулы отвалили все нотариальные конторы. А передачу от Шрама к Вензелю собственности следовало запротоколировать юридически абсолютно легально. Типа, если все покатит по плану Вензеля, жить Сереге до третьего января.

– Позыркай, Чек, какие сыроежки! – пальцан, обхваченный золотой гайкой, провел потную дорожку по стеклу, за которым театральщики упрятали пожелтевшую фотографию. – Их бы к нам, чтоб на бильярде сплясали про лебедей.

– Ты на год глянь. И достал уже слушай, Арбуз. Хоре стены обходить. Почапали в буфет!

– Там давиловка, Чек. Черные засели. Ты сам слыхал, за разборки без команды, печень вырвут.

Чистая правда. Кисель с кривоносым Махно не шибко понадеялись, что если будут сидеть истуканами в зале, то Вензель сдрейфит и тормознет свои подлые амбиции. По этому Махно с Киселем сообща прикумекали кое-что позабористей: решили устроить старцу небольшой сюрприз со своей стороны. Как только потухнет безобразие на сцене, и финально опустится занавес, их самые доверенные люди с гранатометами... Молчу, молчу, молчу. Но если старик залупится и не капитулирует, одним Вензелем станет меньше на свете белом.

В гримерке балерин еще ни о чем не догадывались. Полураздетые барышни были такие хорошенькие, что не наглядеться на себя в зеркало.

– Зиночка, а ты где справляешь?

– Мы с Сереженькой справляем у Хабибулиных на даче. Будут Рогины, скрипачка Надя, и для нее позвали Куакина. Маша, завяжи мне сзади!

– Столько черненьких в зале, девочки! Так страшно! Вдруг взорвут!

– А сами?

– И сами взорвутся. Они же глупенькие. Каждый пронес по гранате, по команде дернут и взорвутся.

– Думаешь, они Новый год не справляют?

– У них же весной Новый год. Маша, поправь мне розочку!

– Нет, правда, девочки, зал сегодня какой-то странный. Почти одни мужчины.

– Наверное, Ленка своих хахалей провела.

– Ошибаешься, балаболка! Если б я всех своих позвала, стадион пришлось бы заказывать...

...Гайдук засел в сортире. Хорошо, пацаны на входе торчали незнакомые, а в хате с люстрами он вовремя срисовал Арбуза с Чеком, которые пялились на фотки, а потом узырил еще двух знакомых пацанов. Пришлось срочно шкериться в сортире.

Гайдук прихилял один. Уже вчера купонов в кассе не было. Пришлось тащиться за фраером, выкупившем броню, отоваривать по башне, а для ложного следа тырить еще и лопатник с кредитными карточками, часы и цепочку. Карточки Гайдук бросил нищему в шапку, а второй, лишний, купон сжег над газовой плитой.

– Занято! – отшил он очередного нетерпеливого театрала, глотая перекумаренный освежителем воздух. Будто в хвойном лесу, только рядышком мишка отстрадал медвежьей болезнью.

– Козел сраный, – двинул ногой по двери невидимый театрал.

Гайдук еле сдержался, чтобы не выхватить волыну. Нельзя, бляха-муха. Маслята заготовлены для Шрама. Гайдуку по помидору групповые разборки, ему нужен этот подлый крендель Шрам, а Шрам тут сегодня нарисуется в обязаловку. Наводка – точняк...

...Маргарита Алоизевна служила театру вот уже шестнадцатый год. Седьмой год ее пост был неизменен – у царской ложи. Пусть кто-то называет ложу правительственной, пусть кто-то на новый лад выражается ложа-вип, но ложа навечно останется царской, какой создана. В ней императоры восторгались легконогим балеринам, рукоплескали оперным примам и влюблялись в них без памяти. Николай Романов и Матильда Кшесинская – любовь в сиянии свечей и бриллиантов короны, под скрип каретных колес. Из этой ложи царевны и великие княжны украдкой рассматривали пышноусых гвардейцев и томно обмахивались веером. Какие были времена!

До сегодняшнего дня Маргарита Алоизевна никак не предполагала, что грядут совсем иные – погибельные времена. Что ложу осквернят люди, которых и дальше Лиговки не следовало бы пускать. А их пустили в святая святых. Губернаторы, послы, посланники, английская королева, Ким Ир Сен, Шеварднадзе, вы слышите, никогда, вы слышите, ни-ког-да еще царскую ложу не превращали в рынок!

– Э, женщина, иди сюда! Меню давай! – джигит выдернул программку из программного букета в руках старушки, сунул стольник и прогоняюще махнул рукой. – Сдачи не надо.

Коричневых и черных кожаных курток в ложе все прибывало, абреков набралось уже больше, чем царских мест, но шли и шли новые. Они целовались, обнимались, горланили, гомонили и горлопанили.

– Нельзя! – Маргарита Алоизевна раскинула руки перед галдящей отарой с шампанским, коньяком, фруктами и двумя крашеными блондинками. – Охрану позову!

– Э, что кричишь? На! – ей в программки сунули русский стольник. Сунули ей, той, которой целовал руку сам Михалков-Кончаловский, с которой поздоровался сам Путин, которой кивнула английская королева. Маргарита Алоизевна не могла никого позвать. Никто кроме нее не защитит ложу.