Хранитель смерти

Кимбалл смерил его таким злобным взглядом, словно не мог поверить, что два простых государственных служащих осмелились бросить ему вызов. Он вспыхнул, став угрожающе красным, и обратился к Джейн:

– Из-за вашего расследования моя жена оказалась в больнице. Она свалилась через три дня после того, как вы приехали расспрашивать о Брэдли. Вчера я привез ее сюда, в Онкологический центр Дана-Фарбер. Возможно, она не выживет, и в этом я виню вас. Я буду следить за вами, детектив. Вы и шага не сможете ступить без того, чтобы я узнал об этом.

– Возможно, так я и найду Брэдли, – сказала Джейн. – Сделав всего один шаг.

Хлопнув дверью, Роуз вышел вон.

– А вот это ты зря сказала, – заметил Маркетт.

Вздохнув, Джейн взяла фотографию со стола лейтенанта.

– Знаю, – согласилась она.

– Насколько ты уверена, что Брэдли Роуз – наш герой?

– На девяносто девять процентов.

– Лучше бы ты была уверена на девяносто девять и девять десятых. Ты ведь только что видела, с чем нам пришлось столкнуться. Его жена попала в больницу, и он как с цепи сорвался. У него есть и деньги, и связи, и он может не переставая портить нам жизнь.

– Ну и пусть портит. Это никак не меняет того факта, что его сын виновен.

– Мы не можем позволить себе проколы, Риццоли. Твоя команда и так допустила очень большую ошибку, и теперь той молодой женщине придется поплатиться за это.

Если лейтенант решил ранить ее, он с легкостью добился своего. Джейн почувствовала, как сжался ее желудок, но продолжала стоять, сжимая в руках папку так, словно пачка бумаг была способна смягчить чувство вины, которое она испытывала из-за похищения Джозефины.

– Но ты и сама знаешь это.

– Да, знаю, – подтвердила она.

«И эта ошибка будет мучить меня до самой смерти».

27

Дом, в котором жил Николас Робинсон, находился в Челси, неподалеку от рабочих кварталов города Ревир, где выросла Риццоли. Жилище Робинсона напоминало дом, в котором Джейн провела детство, – скромное строение с крытой верандой и небольшим двориком. В саду перед зданием росли самые крупные томаты, которые когда-либо доводилось видеть Джейн, однако недавние проливные дожди подпортили плоды, и несколько перезрелых помидоров уже начали гнить на стеблях. Забытые растения должны были предостеречь ее о душевном состоянии Робинсона. Когда хозяин открыл дверь, Джейн поразилась, насколько высохшим и изможденным он выглядел: волосы не причесаны, а рубашка помята так, будто он спал в ней несколько дней.

– Какие-нибудь новости? – спросил Николас, с тревогой разглядывая ее лицо.

– Мне очень жаль, но новостей нет. Можно мне войти, доктор Робинсон?

Он устало кивнул:

– Конечно.

В родительском доме Риццоли, в Ревире, самым ценным объектом гостиной был телевизор, а журнальный столик полнился пультами дистанционного управления, которые с годами, казалось, подвергались самоклонированию. В гостиной Робинсона Джейн вообще не заметила ни телевизора, ни другой видео- и аудиотехники, а дистанционных пультов не было и в помине. Вместо всего этого в комнате высились полки с книгами, статуэтками и посудой, а стены были украшены вставленными в рамки картами Древнего мира. Каждый сантиметр этого дома свидетельствовал о том, что жилище принадлежит обедневшему ученому, впрочем в здешнем хаосе чувствовался и свой порядок, словно всякой безделушке отводилось свое собственное, четко определенное место.

Оглядев комнату так, словно он знать не знал, что делать дальше, Робинсон беспомощно развел руками:

– Простите. Я должен был предложить вам что-нибудь выпить, верно? Боюсь, я не умею принимать гостей.

– Ничего не надо, спасибо. Может, мы просто сядем и поговорим?

Они опустились на удобные потертые кресла. Мимо дома с ревом промчался мотоцикл, однако в помещении было тихо – его странноватый хозяин тоже хранил молчание.

– Я не знаю, что делать, – тихо признался он.

– Говорят, музей могут закрыть насовсем.

– Я говорю не о музее. Я имею в виду Джозефину. Я сделал бы все, что угодно, лишь бы помочь найти ее, но что я могу? – Николас обвел рукой книги и карты. – Я разбираюсь только в этом. В сборе и каталогизации! В толковании бессмысленных мелочей из прошлого! Чем это может ей помочь, я вас спрашиваю? Это не спасет Джозефину. – Он уныло опустил взгляд. – Это не защитило и Саймона.

– Вероятно, вы все-таки способны нам помочь.

Робинсон посмотрел на нее запавшими от усталости глазами:

– Спрашивайте. Скажите, что вам нужно.

– Я начну вот с чего. Какие у вас отношения с Джозефиной?

Он нахмурился:

– Отношения?

– Думаю, она вам не просто коллега. – Судя по лицу Робинсона, Джозефина значила для него неизмеримо больше.

Куратор покачал головой:

– Посмотрите на меня, детектив. Я старше ее на четырнадцать лет. Безнадежно близорук, едва свожу концы с концами и к тому же начал лысеть. С чего вдруг женщина, подобная ей, заинтересуется таким, как я?

– Значит, романтические отношения с вами ее не привлекали.

– Даже не представляю, что такое возможно.

– То есть вы точно не знаете? И никогда не спрашивали?

Николас смущенно усмехнулся: