Хранитель света

— Это вы похожи на героя дешевой оперетки, — сказал он, брезгливо отстраняясь от кашляющего старика. — Этакий, знаете ли, Киса Воробьянинов в изгнании… Ах да, вы же не читали, «Двенадцать стульев»! Вы вообще ничего никогда не читали, кроме платежных ведомостей, которые я вам привозил.

Берсеньев сразу перестал кашлять и испуганно замахал на него дрожащими старческими лапками.

— Тише, тише! Что вы!..

— Успокойтесь, вздорный вы человек, — сказал Полковник. — Может быть, вы все-таки пригласите меня в комнаты?

— У меня там не прибрано, — быстро сказал Берсеньев. — И вообще… Простите, так я не понял: у вас ко мне какое-то дело?

— Успокойтесь, — повторил Полковник. — Чтоб вы знали, я тоже давно не работаю по своей основной специальности, так что расслабьтесь и перестаньте метать икру, Родине от вас больше ничего не надо.

— Что вы говорите?! — ахнул Берсеньев, и в его мутных глазках промелькнуло облегчение. — Как же так?

— Это несущественно, — отмахнулся Полковник. «Так тебе все и расскажи», — подумал он с крайне неприятным чувством.

Берсеньев засуетился.

— В таком случае прошу, — заискивающим тоном проговорил он. — Прошу, прошу, будьте моим гостем… Дорогим гостем! Посидим, попьем чайку, вспомним славные денечки… Как мы с вами, а?!

— Ну, я бы все-таки не рискнул вспоминать наши с вами дела вслух, — сказал Полковник, не давая старику отобрать у себя портфель. — Даже теперь, через столько лет… И потом, знаю я ваш чаек, у вас на физиономии написано, какой именно сорт чая вы предпочитаете, и пахнет от вас им же. Вы бы помылись, что ли! И потом, я за рулем и очень тороплюсь. У меня буквально несколько минут.

— Что ж, неволить не стану, — переставая суетиться, сказал Берсеньев. — Да и чаек, — тут он гнусно ухмыльнулся и подмигнул, давая понять, что догадка Полковника насчет его любимого сорта чая была верна, — чаек у меня, как на грех, еще вчера весь вышел, с утра головой маюсь. И денег — ну ни сантима. То есть я хотел сказать, ни цента. Не поспособствуете? По старой дружбе, а?

— Поспособствую, — пообещал Полковник, по-прежнему держа платок у лица, будто собирался чихнуть. — Заимообразно.

— То есть как это? — насторожился Берсеньев.

— Элементарно. Вы мне дадите пистолет, а я вам… ну, скажем, сто евро.

— Пис… Но позвольте, где же я его достану?!

— Подумайте. Ведь это вы коренной парижанин, а не я. Если у вас дома нет пистолета, посоветуйте, куда можно обратиться. Я отвезу вас туда на машине, и вы все устроите.

— Нет, это исключено! — снова переходя на свистящий шепот провинциального трагика, воскликнул Берсеньев. — Исключено! Даже и не уговаривайте. Я

сто лет не имею дел с… с теми, кто вам нужен. И потом, сто евро — это смешно, — закончил он деловитым тоном.

— А прочесть в утренних газетах некоторые подробности собственной биографии вам тоже будет смешно? — сузив глаза, спросил Полковник и значительно похлопал свободной рукой по портфелю, в котором у него лежала смена белья, две чистые рубашки, запасной галстук, туалетные принадлежности и сборник английской поэзии. — Подумайте, Берсеньев! Я знаю, вы отвыкли от этого занятия, но напрягитесь, черт бы вас побрал! Мне действительно некогда вас уговаривать, поэтому решайте быстро, что вам смешнее — получить сто евро или закончить свое жалкое существование в местной тюрьме.

— Да что же это за напасть такая! — плачущим голосом проговорил Берсеньев. — Когда же меня оставят, наконец, в покое? Откуда вы свалились на мою голову, чудовище?!

— Прямо из Сорбонны, — честно ответил Полковник. — А в покое вас оставят непременно. Вот прямо сейчас и оставят. Про вас давно все забыли, мне просто не к кому обратиться. Ну, перестаньте кривляться, как гимназистка! Глядите-ка!..

Он вынул из кармана бумажку достоинством в сто евро и, подняв ее на уровень плеча, пошуршал ею. Берсеньев инстинктивно потянулся за бумажкой, Полковник отвел руку подальше и удивленно приподнял брови. Шаркая ногами, всхлипывая и бормоча невнятные жалобы, Берсеньев убрел в глубь квартиры, и стало слышно, как он там брякает стеклотарой, стучит ящиками и, постанывая от натуги, со скрипом передвигает мебель.

От нечего делать Полковник закурил и стал ждать. У него было очень неприятное ощущение: ему казалось, что он запачкает взгляд, если станет шарить по углам этой вонючей, засаленной, покрытой липким налетом берлоги.

Минуты через две Берсеньев вернулся, пуще прежнего шаркая ногами и неся перед собой нечто завернутое в грязноватую тряпицу. Подойдя, он протянул этот предмет Полковнику. Тот отстранился.

— Тряпку оставьте себе.