Хранитель вод

Я, впрочем, знал секретный ключ к этой сигнализации. Дэвид часто цитировал мне псалмы, которые знал наизусть. В псалме 77, стих 70[3], говорилось о том, как Господь «избрал Давида… и взял его от дворов овчих».

Сейчас мой друг имел в виду себя и меня. Первые годы моего ученичества. Двадцать пять лет назад, когда я был на втором курсе Академии, он вызвал меня из класса и произнес странные слова: «Расскажи мне, что тебе известно об овцах?» С тех пор мы оба проделали большой путь. За годы Дэвид стал для меня начальником, наставником, другом, учителем, авторитетом и даже в какой-то мере отцом.

С ним моя жизнь стала другой.

За свою карьеру Дэвид не раз бывал в таких местах, где малейший шум мог стоить ему жизни. Именно поэтому он и создал собственную систему сигнализации, основанную на псалмах, что, в свою очередь, снискало ему прозвище Царь Давид или Давид-псалмопевец. Главная трудность состояла в том, что каждый, кому он подавал сигнал, должен был либо ориентироваться в псалмах Давида не хуже него, либо иметь под рукой Библию.

Сейчас жизнь его понемногу покидала тело, уходя в океан. Дэвиду оставались считаные секунды, поэтому он снова привлек меня к себе и выдавил:

– Скажи, что ты знаешь… об овцах?

Так началась наша дружба. Так она должна была закончиться. Я попытался улыбнуться.

– Они все время разбредаются.

Дэвид ждал. Ждал, пока я дам ответ на его вопрос. Ответ, которому я учился много, много лет.

– Они могут потеряться.

– Почему?

– Так уж они устроены.

– Почему?

– Потому что на соседнем холме трава всегда зеленее…

– И это называется?..

– Закон Мерфи.

– Молодец.

– Овцы – легкая добыча. А лев всегда где-нибудь рядом.

Кивок.

– Они редко находят дорогу домой.

– И поэтому овцам нужен… кто?.. – подсказал он.

– Им нужен пастырь.

– Какой?

– Настоящий. Не наемник. Добрый пастырь, который не побоится оставить тепло очага и безопасность крепких стен, который не испугается дождя и бессонных ночей, чтобы… чтобы…

– Чтобы – что?

– Чтобы отыскать одну заблудившуюся овцу.

– Почему?

Слезы покатились по моим щекам.

– Потому что спасение одной овцы значит порой больше безопасности всего стада.

Это было все, что я смог сказать. Слова вдруг покинули меня.

Дэвид прижал ладонь к моей груди. Даже сейчас он учил – показывал мне, ради чего он умирает. Он пошел за одной овцой и превратил ее в семерых.

Собрав остатки сил, Дэвид снова заговорил:

– Я должен отдать тебе… – Из-под окровавленной рубашки он достал пропитавшееся кровью письмо. Этот почерк я узнал бы где угодно.

Дэвид прижал бумагу к моей груди.

– Прости ее.

– Простить? – переспросил я. Я и вправду был удивлен.

– Она любила тебя. – Кровь снова заструилась из уголка его губ. Она была темно-красной. – Любила до самого конца…

Я сжал письмо в руке. Кажется, на несколько секунд я даже перестал дышать.

– Мы все – просто слабые дети… – прохрипел он. – Слабые, несчастные и больные.

Я уставился на письмо. Безнадежность… Мои глаза снова наполнились слезами, но Дэвид поднял руку и смахнул их с моего лица. Сам он, впрочем, тоже плакал. Мы так долго искали, подошли так близко, и потерпеть неудачу в самом конце было…

Дэвид попытался улыбнуться. Он хотел сказать что-то, но говорить уже не мог. Тогда он зацепился пальцами за цепочку, висевшую у меня на шее. Под тяжестью его руки цепочка оборвалась, и крест, который Дэвид привез мне из Рима, оказался у него. Он крепко сжимал цепочку, и крест слегка покачивался над самой водой.

– Она вернулась домой. Не жалей. Не скорби. Не оплакивай…

Прошло несколько мгновений. Дэвид закрыл глаза. Он по-прежнему лежал в воде, но погрузился немного глубже. Наконец я расслышал его шепот:

– Еще одно…

Ладони, которыми я его поддерживал, были теплыми и скользкими от растворенной в воде крови. Никакого пульса я уже не чувствовал, но знал, что Дэвид жив. Я знал, чего он хочет, как знал и то, что исполнить его просьбу мне будет больно и тяжело. Не в силах выпустить из рук безвольное тело, я крепко прижал его к себе и держал так, пока жизнь по каплям покидала моего друга, и на ее место приходила тьма.

– Развей мой прах… – прошептал Дэвид мне в самое ухо. – Там, где все началось… На краю мира.

От слез у меня перед глазами все расплывалось, но я сдержал стеснившее грудь рыдание. Приподняв голову, я попытался хотя бы мысленно перенестись на шестьсот миль на юг, в то место, о котором он говорил.

– Я не могу…

По-прежнему не выпуская из пальцев цепочки, он сложил руки на груди. Его губы по-прежнему улыбались, но едва заметно, и я сделал еще одну попытку заглянуть за горизонт, но слезы мешали мне видеть ясно. В конце концов я кивнул, и в тот же момент Дэвид ослабил хватку, с какой цеплялся за эти последние, столь важные для нас обоих секунды. Теперь ему оставалось совсем чуть-чуть. Он сказал все, что хотел сказать. Его тело окончательно обмякло, и только грудь все еще вздымалась.

Наклонившись, я с трудом выдавил:

– Мне будет тебя не хватать.

Он моргнул. Видно, только на это его и хватило. Да и сам я держался из последних сил.

– Ты готов?