Хранитель времени

— Я работал с Менделеевым до самой его смерти. Да, можете записать, — до самой его смерти. В тысяча девятьсот седьмом году должно было произойти полное солнечное затмение. Для наблюдений я поехал в Среднюю Азию. Нам надо было забраться высоко в горы. Студенты, поехавшие вместе со мной, мечтали увидеть солнечную корону, протуберанцы… — Профессор улыбнулся. — Я не мешал им мечтать, — сказал он и покачал головой. — Путешествие увлекало и меня. Мы пробирались по крутым горным тропинкам, ночью мы дрожали от стужи; просыпаясь на рассвете, мы видели мир неописуемых цветов и красок… Однажды мы попали в туман, и случилось несчастье, мой помощник оступился и скатился с обрыва вниз. Он разбился насмерть; мы похоронили его в горах и пошли дальше…

Когда мы наконец добрались до места назначения и устроились, началась буря, повалил густой снег. Затмения наблюдать не удалось. Я уехал назад в Петербург. Дорога показалась мне долгой, я ехал в купе один…

Он задумчиво посмотрел на меня.

— Я рассказываю вам об этом потому, что дорогу эту я запомнил на всю жизнь. На полустанке, где-то в степи, в купе мое вошел кондуктор и подал мне телеграмму. Я взял ее в руки и подумал: вот так и приходит беда. Помню точно, я именно так подумал. Потом я раскрыл телеграмму. В ней было сказано, что Менделеев умер.

Он смотрел мне в лицо. Борода у него была совсем белая и на вид казалась очень мягкой. Сухая кожа обтягивала резко очерченные скулы.

— Большая беда, большая беда… — сказал он грустно и замолчал.

Я молчала тоже.

— Что же вы ничего не спрашиваете? — вдруг сказал он строго. — Запишите: после смерти Менделеева я уехал из Петербурга в Ригу, на родину. Здесь я начал новую работу. Я создал службу точного времени. Не перебивайте, — вы все равно не знаете, что это такое. С большим трудом мы наладили в Риге хорошую обсерваторию для наблюдений. Потом…

Он неожиданно остановился.

— Хорошую обсерваторию, драгоценные приборы… — пробормотал он. — А что стало с ними? Можете полюбоваться. Оглянитесь! — вдруг сказал он грозным голосом. — Оглянитесь и посмотрите на стену!

Я растерянно оглянулась. На стене я увидела большие часы и несколько незнакомых мне приборов. Между ними зияла глубокая дыра с рваными краями, из которой торчали концы толстых проводов.

— Здесь был ценнейший прибор, — сказал профессор мрачно. — Гитлеровцы увезли его в сорок третьем году. Выломали из стены! — прокричал он. — Как воры! Как грабители, которые забрались в чужую квартиру! Такой прибор, такой прибор… — Он с горестью покачал головой. — Из подвала забрали драгоценную аппаратуру. Увезли говорящие часы…

Профессор встал со стула.

— Послушайте, — сказал он. — Я расскажу вам интересную историю. Да, да, вы можете записать, она вам пригодится. В сорок втором году ко мне в кабинет пришел фашист. Вот сюда. — Профессор показал пальцем на пол, и я невольно поглядела вниз, словно на полу могли остаться следы. — Да, да, гитлеровский офицер! Он сказал: «Вы знаменитый ученый, вас знают в Германии. Вы должны поехать в Германию работать». Я сказал: «Нет! Мне нечего делать в Германии. Мое место здесь». Тогда гитлеровец сказал: «Вы старый человек. Дорожите временем жизни, это короткое время. Мы создадим вам в Германии отличную жизнь. Между прочим, напоминаю вам, что умирать — неприятно, даже в старости…» Тогда я сказал ему: «Что вы знаете о времени? Время работает не на вас…»

Профессор засмеялся. Он смеялся беззвучным веселым смехом, на глазах его выступили слезы.

— О, гитлеровец очень рассердился, — проговорил он сквозь смех. — Ужасно! Он так топал ногами и кричал… Он думал, что испугает меня… — Профессор достал большой клетчатый платок и высморкался громко, словно протрубил в трубу. Потом аккуратно сложил платок и спрятал его в карман широких штанов. — Как трудно тогда было работать, бог ты мой! — сказал он задумчиво. — Старые мои кости промерзали так, что я не мог согреться даже ночью, когда укрывался поверх одеял всеми коврами… Вот тут, где мы сейчас беседуем, кругом лежал иней; я боялся, что это может отразиться на часах, на приборах… Но я приходил в обсерваторию, как всегда, в семь тридцать утра. В двенадцать я принимал сигналы точного времени из Москвы. Прошу вас, поглядите на этот прибор… — Профессор показал рукою. — К вашему сведению, это хронограф, прибор для регистрации и измерения очень малых промежутков времени. Для того чтобы измерить и обработать только записи сигналов, требуется не менее двенадцати часов ежедневного труда. А ведь у меня была и другая работа, и я никак не хотел ее прекращать… Я сидел один в ледяной башне и работал, работал без конца… Я почти перестал спать. Но я принимал сигналы из Москвы каждый день, — да, да, — не пропустив ни одного дня, что бы ни было!

Профессор покосился на меня.