Хранитель забытых тайн

Сжавшись в комок, мистер Биллингс сидит за специально установленным в операционном зале небольшим письменным столом и дрожащими пальцами старательно записывает все, что диктует ему Эдвард. Анатомический театр Корпорации создан по образцу аналогичного заведения Лейденского университета, но, построенный совсем недавно, имеет некоторые приятные новшества: застекленный потолок, льющий естественный свет на стол для анатомирования, который, в свою очередь, устроен на колесах, чтобы трупы можно было без труда привозить и увозить обратно. В остальном интерьер очень похож, Стратерн мог бы даже забыть, где он находится, в Лондоне или в Лейдене: по обе стороны расположены скамейки для зрителей, с потолка низко свисают дающие дополнительное освещение люстры. Это его первое вскрытие, проводимое в условиях относительного спокойствия и тишины, без толпы окруживших его и заглядывающих через плечо студентов. Присутствует лишь ассистент, недавно получивший лицензию молодой врач по имени Гордон Хеймиш; он стоит по другую сторону стола, на котором лежит изуродованное, но все еще облаченное в одежды тело сэра Генри. Как и Эдвард, он без парика, который только мешает работать, и в свете многочисленных свеч густая шевелюра золотисто-рыжим ореолом окружает его голову. Нос и рот Хеймиша закрывает повязка, и на лице лишь сверкают отраженным светом бесцветные глаза. Прежде Хеймиш не имел дела с анатомированием и еще не вполне освоился с трупным запахом. Но Стратерн запаха не замечает совсем, ведь смерть сэра Генри наступила довольно недавно, и холодный ночной воздух замедлил процесс разложения. Несмотря на чрезмерную чувствительность молодого врача, Стратерн считает, что с ассистентом ему повезло: живой и гибкий ум Хеймиша и желание учиться с лихвой возмещают недостаток опыта. Не говоря уж о том, что ни один врачей из Корпорации, кроме него, не захотел принять эту должность.

— Глубокий порез трахеи, в результате чего вытекло некоторое количество крови, но артерии, похоже, не задеты, — продолжает Эдвард внешний осмотр тела.

От более серьезного повреждения в этом месте сэра Генри спас галстук.

Однако жилет нисколько его не защитил. Шелк разрезан в шести местах и весь пропитался кровью.

— Ряд колотых ран в области груди и брюшной полости.

Он расстегивает оставшиеся пуговицы и распахивает жилет: под ним открывается рваная и окровавленная рубашка. Доктор Хеймиш протягивает ему ножницы, и Эдвард разрезает рубашку посередине. Пять глубоких ран, одна в нижней левой части груди; здесь, как подозревает Стратерн, орудие убийства пронзило сердце; далее, рассечение живота крест-накрест по диагонали, длиной не менее семи дюймов, запекшаяся кровь цвета ржавчины, фиолетовый кровоподтек на посеревшей коже.

Хеймиш что-то бормочет сквозь повязку.

Стратерн хмурит брови.

— Ничего не понимаю, что вы там говорите.

Хеймиш стаскивает повязку.

— Такое чувство, что это сделал сумасшедший, — говорит он, стараясь дышать ртом. — Чтобы убить человека, вовсе не обязательно его так уродовать, как вы считаете?

— Пожалуй.

— Это писать? — спрашивает секретарь.

— Нет.

Эдвард понижает голос.

— Любая из этих ран могла стать причиной смерти, если не сразу, то очень скоро.

— Но тогда он мог бы успеть рассказать, кто на него напал.

— Верно.

Стратерн берет сэра Генри за руку и пробует ее поднять. Она плохо слушается.

— Мистер Биллингс, будьте добры, запишите: крайняя степень трупного окоченения, что указывает на то, что смерть наступила от двенадцати до пятнадцати часов назад.

Он кладет руку на место.

— По словам очевидцев, вчера в одиннадцать вечера сэр Генри был еще жив, что означает, что он умер между одиннадцатью вечера и часом ночи.

— Трупное окоченение пройдет не раньше чем через двенадцать часов. Как будем снимать одежду?

— Придется срезать.

Эдвард снова берет ножницы и начинает разрезать рукав камзола, а Хеймиш тем временем снимает с него одну из перчаток.

— Святые угодники, — восклицает Хеймиш, поднимая окровавленную руку трупа. — Вы только посмотрите!

Три пальца, начиная от мизинца, отрублены до основания, то есть по самые пястные кости. Эдвард снимает другую перчатку. Левая рука не тронута.

— Сторож, который утром обнаружил тело, сказал, что при нем не было ни кошелька, ни денег, — говорит Эдвард. — Возможно, убийца или убийцы сняли с него также и перстни.

— Отрезав пальцы?

— Так они снимаются легче.

Эдвард слой за слоем сдирает сначала камзол, потом сюртук и жилет, открывая левую половину туловища сэра Генри. Хеймиш делает то же самое с правой стороны. На груди сэра Генри, справа сразу под ключицей, убийца — Стратерн только предполагает, что это сделал убийца, — острым концом ножа нанес на тело глубокие знаки: что-то похожее на букву Y, букву X, заключенную в квадрат, и крест.

— Матерь божия, — тихим голосом восклицает Хеймиш, — это еще что такое?

«Точно, какой-то сумасшедший», — думает Эдвард.

— Не знаю, — отзывается он, качая головой.

На углу Кингс-стрит стоит мальчишка-газетчик, размахивая пачкой только что отпечатанных газет.