— У него в работе всегда было несколько тем сразу.
Робби вздохнул и, казалось, несколько успокоился, на губах его даже показалась дрожащая улыбка.
— Меня другое удивляло: он всегда знал, где у него что лежит.
— Как это?
— Понимаете, у него была абсолютная память.
— Да, он мне об этом говорил, — сухо отозвался Эндрю. — И не раз.
— Это правда! Он даже устраивал из этого целое представление. Бывало, закроет глаза, отвернется и попросит подойти к полке или к стеллажу, взять что-нибудь наугад и сказать, откуда я взял, ну, скажем, третий шкаф, четвертая полка сверху. И всегда угадывал, что у меня в руке. И не просто угадывал, какая книга или еще что, а давал комментарий, например: «„Письма Дизраэли“, издание тридцать девятого года, издано отвратительно» или: «Такая-то и такая-то диссертация, защищена в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году, с начала и до конца полная чушь, автора следовало бы повесить». Вот в таком духе.
— Впечатляет.
— Ужасно противно.
— А вам известно что-нибудь про дневник тысяча шестьсот семьдесят второго года? — спросил Ходди.
Клер ясно видела, как по лицу Робби пробежала какая-то тень. Испугался? Что-то его явно обеспокоило. Аспирант окинул взглядом заваленный книгами и бумагами стол.
— А в чем дело? Вы что-то ищете?
— Как раз этот дневник и ищем, — сказал Эндрю, — В разговорах с вами он когда-нибудь упоминал о нем? О дневнике, текст которого зашифрован?
— Да, один раз, может, два.
— И что он вам о нем говорил?
— Да ничего особенного. Что его писала какая-то женщина-врач, которая лечила любовницу короля от, мм… — он быстро скосил взгляд на Клер и снова отвернулся, — от какой-то болезни.
— Любовницу Карла Второго?
— Да.
— Какую именно?
— А у него была не одна?
— Гораздо больше чем одна.
— Не знаю, — снова пожал плечами Робби.
— А почему доктор Гудмен интересовался этим? — спросила Клер.
— Кажется, писал статью про шифры и скоропись.
Он встал и поднял свой рюкзак.
— Послушайте, мне уже надо идти. У меня сейчас важная встреча.
— Подождите минутку.
Эндрю достал из кармана сложенный листок бумаги — копию страницы из дневника и протянул его Робби.
— Вам известно что-нибудь об этом? Знаете, о чем здесь написано?
Робби быстро пробежал листок, и глаза его задержались на приписке его научного руководителя: «Я тебя предупреждал — теперь плати сполна».
— Это почерк доктора Гудмена?
— Да.
Робби покачал головой.
— Извините, я не знаю, о чем это.
Он нервно закинул рюкзак за спину.
— В общем, мне действительно очень нужно…
— И больше вы ничего об этом не можете нам сказать? — не отставал Эндрю.
Робби снова вздохнул, понимая, что так легко он отсюда не уйдет.
— Про свою научную работу он не любил болтать лишнего. Правда, однажды вечером выпил много пива и проговорился, что с помощью этого дневника можно раскрыть одно убийство.
— Какое убийство?
— Не помню. — Он уставился в пол, стараясь вспомнить. — Какого-то Осберна, что ли… Или, может, Осборна?
— Роджера Осборна?
— Точно, именно его.
Эндрю, казалось, был совершенно потрясен услышанным.
— Дерек Гудмен говорил, что собирается раскрыть убийство Роджера Осборна? — спросил он еще более настойчиво.
— Ну да, я хорошо помню, он так и сказал. Я понятия не имел, о чем он толкует. Эпоху Реставрации я плохо знаю. У меня диссертация о национальных меньшинствах в Англии восемнадцатого века. Если честно, я подумал, что он спьяну заговаривается или у него с головой что-то не то.
— Сволочь, — сказал Эндрю шепотом.
— Простите, что вы сказали?
— Ничего особенного. А где же сам дневник?
— В библиотеке Рена.
— Вы уверены, что его здесь нет?
— Совершенно. Пилфорд никогда не позволил бы его вынести.
Робби попятился к двери.
— А теперь, если вы не против, я пойду.
Когда Робби ушел, Эндрю закрыл дверь на ключ и занял свое место за столом.
— О чем это вы тут говорили? — спросила Клер.
— Я уже пять лет изучаю эпоху Карла Второго, но так и не докопался до правды.
— Какой правды? — спросил Ходди.
— Об убийстве Роджера Осборна.
Он посмотрел на Ходди, потом перевел взгляд на Клер и увидел, что оба сгорают от нетерпения, желая, чтобы он их просветил.
— Осборн был торговец из Сити, который принял сторону Кромвеля, боровшегося против Карла Первого, а потом, когда восстановилась монархия и на трон сел Карл Второй, ни с того ни с сего стал роялистом — наверное, решил, что так ему будет удобней. Человек вполне типичный для своего времени. Осборн ссужал Карла Второго деньгами, и ему простили его прежние парламентские грешки. Он присутствовал при встрече Карла с его сестрой Генриеттой Анной в Дувре, а потом, спустя короткое время, был свидетелем ее смерти в Париже. Некоторые источники утверждают, что принцесса доверила ему одну тайну, и что он действовал в интересах короны. В других говорится, что он был шпион.
— Французский? — спросила Клер.