Хранители. Чернобыль Лэнд

Гена двинулся было к выходу из ангара, но вспомнил о зажатой в руке кувалде и вернулся к вертолету. Стук рукоятки о железо кабины послужил своеобразным спусковым крючком. Глухой звук как будто убрал выросшие внутри пилота преграды. Он снова почувствовал себя отчаянно дерзким и смелым парнем, каким был несколько часов назад, повернулся лицом к посланнику и сказал:

– А знаешь что, передай Карлсону, если он хочет меня видеть, пусть сам идет сюда.

Гонец удивленно вытаращился на Мутного. Еще никто и никогда не позволял себе таких вольностей в отношении человека, от которого напрямую зависела судьба пилотов.

– Так и передать? – неуверенно спросил он. – Слово в слово?

– Ага, – кивнул Смирнов и выставил средний палец в неприличном жесте: – Можешь вот это ему показать с наилучшими пожеланиями от меня.

Глава 11 От судьбы не уйдешь

Начальник летного отряда не поверил ушам, когда долговязый дословно передал послание Гены, правда, без демонстрации пальца. Парнишка благоразумно решил не усугублять ситуацию, прекрасно понимая, что может стать для Карлсона мальчиком для битья. Во все времена доставлявшие плохие новости гонцы огребали ни за что. Их наказывали за грехи других лишь потому, что они оказывались под рукой у тех, кто хотел сорвать злость и хоть как-то компенсировать пережитое потрясение.

– Он так и сказал?! – воскликнул Быстрицкий и засопел носом, сверля худосочного паренька колючим взглядом. – Может, ты это выдумал, ради красного словца?

– Чтоб мне провалиться на месте, Семен Карлович! Ей богу, не вру! – Долговязый поднес сложенные щепоткой пальцы ко лбу, собираясь перекреститься для убедительности, но вовремя вспомнил, что начальник заматерелый атеист, и махнул рукой: дескать, каждое слово – голая правда.

– Что он там о себе возомнил?! – проревел Семен Карлович, багровея лицом. – Да я его, гадину такую, в ремонтном цеху сгною! Он у меня узнает, как начальству хамить! – Быстрицкий посмотрел налитыми кровью глазами на тощего. – Ты все еще здесь?! Вон отсюда!

Парнишку как ветром сдуло. Едва за ним захлопнулась дверь, начальник летного отряда жахнул ладонью по лежащей на краю стола стопке чистой бумаги. Сжал пальцы в кулак, сминая верхние листы, бросил комок на стол перед собой и снова потянулся к стопке. Он в ярости разорвал мятую бумагу на мелкие кусочки.

Только после этого Быстрицкий более-менее пришел в себя. За все время работы в парке никто не смел так открыто дерзить ему, но не это было причиной его злости. Смирнов перешел границы дозволенного. В другое время Семен Карлович не задумываясь уволил бы хама к чертям собачьим, но только не в этот раз. Сегодня, как назло, судьба Быстрицкого напрямую зависела от наглого пилота. Он ничего не мог с ним поделать, и это бесило его больше всего.

Менее получаса назад начальнику летного отряда позвонил Моргенштейн.

– Семен Карлович, – сказал он, – у нас тут возникла небольшая проблемка. Один из посетителей парка пропал с экранов интерактивной карты. Думаю, ничего страшного не произошло. Наверное, маячок вышел из строя. Но ты на всякий случай подними вертолет в небо. Пусть кто-нибудь из твоих ребят поищет пропажу. И, это, держи рот на замке. Никто, кроме тебя и пилота, не должен знать истинную цель задания. Пусть все думают, что это плановый полет. Договорились?

В том, что дело серьезное, Быстрицкий понял с первых слов управляющего. Вряд ли тот стал бы беспокоиться из-за рядового посетителя, коих каждый день в парке было пруд пруди. Скорее всего, речь шла об одном из невероятно богатых любителей приключений или влиятельном иностранном госте, потому и требовалось сохранить неприятный факт в тайне. В столь щепетильных делах лишняя огласка была никому не нужна.

Быстрицкий ни за какие коврижки не стал бы обращаться к Мутному, особенно после утреннего разговора, но так уж вышло, что из троих пилотов тот остался единственным, кто мог выполнить завуалированный под невинную просьбу приказ управляющего. Один из вертолетчиков два дня назад взял отпуск на неделю и укатил в Житомир на свадьбу сестры. Другой – с ночи маялся животом: позвонил Карлсону и сказал, что вечером съел что-то не то, да только вот по невнятной речи было понятно, что дело вовсе не в еде.

Прошло пятнадцать минут, прежде чем начальник летного отряда встал из-за стола и направился к двери. Ему не хотелось идти на поклон к Смирнову. Он считал это выше собственного достоинства, но страх потерять хорошо оплачиваемую работу и нажить врага в лице управляющего пересилил чувство уязвленной в гордости.

– Мутный позже за все мне заплатит, – прошипел Быстрицкий сквозь зубы, выходя из кабинета.

По дороге к ремонтному цеху Семен Карлович мысленно накидал план предстоящего разговора.

– Смирнов! – рявкнул он, войдя в сумеречную прохладу ангара. – Ты почему не на задании?