Поспешать и в самом деле имело смысл. Солнце уже скрылось за горизонтом. На западе ярко пылал багрянец заката. Небо постепенно наливалось темной синевой, и одна за другой появлялись холодные звезды. Максимум через час стемнеет окончательно, а в парке одним из главных условий был запрет на ночевку под открытым небом. Конечно, находились любители коротать ночь под звездами, но в основном это были так называемые индивидуалы. Проводникам строго-настрого запрещалось оставлять клиентов в темное время суток на открытой местности.
Держа автомат наготове, Балабол быстро пересек забетонированную площадку с замершим на ней бронетранспортером, присел за высоким фундаментом с уходящими вверх под углом металлическими стойками. На них опиралась толстая плита основания огромной спутниковой антенны. Над головой громко загудело. Стальная парабола тарелки, пощелкивая фиксатором, повернулась вправо на пол-оборота, потом изменила наклон отражателя, настраиваясь на пролетающий высоко над Землей спутник. Мысленно радуясь наличию электричества в сети, Балабол рванул к ближайшему жилому домику, прижался спиной к стене, осторожно выглянул из-за угла.
Отсюда открывался вид на большую часть научного лагеря, и, в отличие от идиллической картинки «предбанника» станции, здесь хватало и трупов, и крови, и разрушений. Стены жилых боксов пестрели пулевыми отверстиями и кровавыми разводами, зияли разбитыми окнами, чернели сквозными дырами пробоин с опаленными краями. Возле домиков, на вытоптанных десятками ног лужайках и бетонных дорожках, лежали в лужах запекшейся крови ученые и защитники базы. Рядом с трупами в форме военсталов в изобилии желтели россыпи гильз, местами темнели воронки гранатных разрывов. Кое-где из окон, перегнувшись через рамы, свисали тела ученых в перепачканных кровью халатах и с пробитыми пулями головами.
С минуту Балабол с ужасом смотрел на это царство смерти, пытаясь понять, кто всему виной. Если б на лагерь напали псевдомутанты, их изрешеченные пулями тела лежали бы рядом с погибшими людьми. Будь это набег бандитов или еще каких-либо невесть как оказавшихся в парке отморозков, их трупы тоже были бы в наличии.
По всему выходило, что обитатели исследовательской станции перестреляли сами себя под воздействием направленного пси-излучения. Такое не раз бывало во времена Зоны, но в том-то и дело, что, если верить официальной информации, ее давно не существует. Тогда как такое возможно?
А что, если в закромах научного городка сохранились артефакты и сотрудники профессора до сих пор тайком ведут исследования? Как вариант, во время экспериментов таинственный объект изучения начал генерировать воздействующие на психику волны, одно за другое – и понеслось.
Осознав эту мысль, Балабол прислушался к себе: вдруг та хреновина, что, вероятно, была всему виной, еще действует? Секунд тридцать он анализировал ощущения. Вроде бы все было в порядке: никто не шептал в голове, глаза не застилала кровавая пелена и не чесались руки от желания убить первого встречного.
Уже не таясь, он вышел из-за угла домика и, следуя вдоль таких же модульных строений, направился к сложенному из бетонных блоков трехэтажному зданию с висящими на стенах возле окон спутниковыми тарелками и похожими на вышки сотовой связи антеннами на крыше. Здесь, помимо радиологической, биохимической, физической и прочих лабораторий, находился пульт управления системами жизнеобеспечения научной базы, а в подвале ждали своего часа резервные генераторы и цистерны с запасами топлива и воды.
Проводник не лгал Потапычу, говоря, что не знает, как объяснить, где конкретно находится нужное помещение. С той стороны к научно-техническому центру базы примыкали три длинных пристроя, образуя с ним одно целое. Помимо всего прочего, они соединялись между собой крытыми разноуровневыми переходами, так что внутри этот бред архитектурной мысли представлял собой запутанный клубок из многочисленных коридоров, коридорчиков и кабинетов.
Порыв ветра с востока принес резкий запах керосина. Когда до нужного здания оставались считаные метры, в просвете между жилыми домиками показалась вертолетная площадка. На забетонированном квадрате с нанесенной белой краской буквой Н тихо покачивал лопастями на ветру грузопассажирский «старичок» Ми-8. Лужи вытекшего из пробитого подвесного бака топлива темнели на покрытом трещинами бетоне. Рваные пулевые отверстия в левом борту, редукторном отсеке и хвостовой балке яснее ясного указывали на печальное завершение летной карьеры вертолета.
Рядом с воздушной машиной лежали трупы защитников базы и ученых, а еще на примыкающей к вертолетной площадке лужайке отчетливо виднелись глубокие отпечатки автомобильных колес. Судя по разным рисункам протектора, тут колесили как минимум три машины.