Хранители очага: Хроника уральской семьи

— В столицу нашей Родины. В Москву, — терпеливо повторяет Маринка.

— Ой, в Москву? — улыбается радостно-неожиданно воспитательница. — Мальчики, девочки, — говорит она всем ребятам, — какая у нас Марина счастливая, правда?

Ребятишки вдруг все молчат, как будто воды в рот набрали: от зависти, неверия и восхищения.

— Конечно, можно, — говорит воспитательница. — А когда вернешься, расскажешь нам о Москве. Правда, ребята, расскажет?

— Правда! — закричали все обрадованно.

— Ну так что, пошли, Мар? — хлопает ее по плечу Сережа.

— До свиданья, Светлана Владимировна, — почти шепчет Маринка от счастья, — до свиданья, девочки! До свиданья, мальчики!

И они идут, идут, уходят, и все смотрят вслед красной шапочке и зеленому шарфику и шапке-ушанке, сдвинутой у Сережи на затылок, и тут вдруг с места срывается Олежка и кричит со слезами в голосе:

— Так нечестно! Так нечестно! «Кошка сдохла, хвост облез, кто слово скажет — тот кошку съест!» Ешь, ешь!

Но тут воспитательница говорит укоризненно Олежке:

— Олег, ведь так нельзя. Так очень некрасиво. Наша Мариночка едет в столицу нашей Родины Москву. Москва — самый красивый город в мире. Правда, ребята?

— Правда, правда!

Олежка, понурившись, смолкает, а Маринка все уходит, уходит от них, счастливая и гордая.

…Они ехали долго-долго… Стучали колеса, мелькали, как игрушки, — и красные, и зеленые, и синие — дома с разноцветными крышами, с трубами, из которых вился в пространство дымок, или вдруг совсем ничего не было видно, один лишь снег… и идет, идет, белым-бело за окном. Маринка радостно вздыхала, все сидела и, подперев ладошками щечки, смотрела туда, за окно, на зимний мир, как на картинку в какой-нибудь интересной и яркой книжке, говорила:

— Видишь, — и показывала за окно рукой, а Сережа отвечал, даже не выглянув в окно:

— Вижу.

Он лежал на верхней полке, подложив руки под голову, ногу закинув за ногу, и напевал: «Тум-ба-ла, тум-ба-ла, тум-ба-ла-лайка, тум-ба-ла, тум-ба-ла, тум-ба-ла-лай-ка…»

— А что же вы, молодой человек… — укоризненно удивлялась седенькая старушка, соседка по купе.

— Что?

— Право, как-то странно вы обращаетесь со своей сестренкой.

— «…тум-бала-лайка, тум-бала-лайка…», Мар, ты мне друг?

— Друг.

— Слыхали? Это мой друг, — ответил Сережа старушке.

— Странно… как это так, друг? Мариночка, сколько же тебе лет?

Маринка показала на пальцах: раз, два, три, видите?

— Весной будет три, — небрежно сказал Сережа. — А чего вам надо?

— Да, соб-бственно, ничего… Какой вы странный, молодой человек. Право, странно, очень странно…

— Да, да, — кивнул старичок, муж старушки, — удивительная пара!

— Тетенька, — сказал Сережа, — я же не слон.

— Не слон? Ничего не понимаю…

— «…бала-лай-ка, тум-бала-лай-ка-а…» Вот если б тут слон лежал, было бы странно, — сказал Сережа.

— Бабушка, да что вы на него обращаете внимание? — взрослым тоном сказала Маринка. — У него же ветер в голове!

— К-как? — поразилась старушка. Ее поразило не то, что сказала Маринка, а как она сказала — мудрым и уверенным тоном.

— Ма-а-ар… — укоризненно усмехнулся Сережа. — Ты подрываешь авторитет своего лучшего друга.

— Да, а тебе бабушка сколько раз говорила? Ну и вот! — оглянулась и победно блеснула глазенками Маринка.

— Гм, бабушка… — хмыкнул Сережа. — Слушаешь, ты, Мар, скажу я тебе… Бабушка! Бабушка тебя в угол ставит?

— А если я заслужила? — не сдавалась Маринка, вновь обернувшись к Сереже.

— А вот я тебя не ставлю! — похвастался Сережа.

— А я и не буду стоять!

— Еще как будешь!

— А вот и не буду!

— На что спорим? — наклонился с полки Сережа.

— Ой! — закричала Маринка. — Ты видел? Бабушка, вы видели? — повернулась она к старушке.

— Что, деточка?

— Вы не видели? Совсем-совсем не видели? — разочарованно протянула Маринка. — Там, — она показала за окно, — стоит корова, а у коровы один рог! — Она развела ручками и улыбнулась.

— Нет, деточка, такого не бывает…

— Бабушка, а может, она больная? Коровы тоже умеют болеть.

— Как бы не так, — ухмыльнулся Сережа.

— Вот не видел, а говоришь, — укоризненно сказала Маринка. — Какой-то!

— Видел, видел, видел, — как бы пропел Сережа.

— Обманщик! Ну-ка, какого цвета?

— Серо-буро-малиновая в крапинку, — не моргнув глазом, отчеканил Сережа.

— Вот и не видел, вот и не видел. Она — серебряная!

— Ха-ха-ха, — сказал Сережа.

— Вот и не знаешь, а смеешься. Она вся-вся-вся серебряная. Правда, бабушка?

— Так ведь я не видела, деточка…

— Она серебряная-серебряная-серебряная! Потому что…

— …потому что не почему что, — сказал Сережа.

— …потому что, — махнула на него рукой Маринка, — там снег, мороз и еще этот, как его…

— Бар-ма-лей, — подсказал Сережа.

— И совсем не Бармалей, а иней! Вот!

— Иней, ха-ха-ха, — Сережа спрыгнул с полки, сказал: — Я сейчас, Мар… — и вышел из купе.

— Нет, ничего удивительней я не видела, — сказала бабушка. — Очень странные отношения. Правда, Павлик?

— Оч-чень, — кивнул старичок. — Представь себе, — сказал он, выглядывая из-под очков, — мне кажется, что они одногодки.

— Да, да, да, — горячо закивала старушка. — Мариночка, — улыбнулась она, — так у тебя есть бабушка?

— Конечно, — удивленно ответила Маринка.