В тот момент, когда Ганимед произносил слово додекаэдр, он подразумевал, что у него абракадабра получается, но едва слово додекаэдр прозвучало вслух, неимоверная, совершенно сумасшедшая догадка пронзила его мозг: «додекаэдр – это двенадцатигранник, который отражает Вселенную в целом. Память любезно добавила то, что еще Платон писал о додекаэдре: «… пятое многогранное построение, его бог определил для Вселенной и прибегнул к нему в качестве образца». Как по мановению волшебной палочки, беспокойство, терзающее внутренности Ганимеда с момента его прибытия в Эймсбери, вдруг ослабило хватку. Взволнованный, он вскочил со стула, несколько раз прошелся туда – обратно по комнате, все это время, прокручивая факты в голове, и наконец-то не выдержал и воскликнул:
– О, боги! Я знаю, что будет использовано в качестве «троянского коня» и что нарушит равновесие…
– Додекаэдр?! – насмешливо улыбалась, проснувшаяся Пандора, как раз выползавшая из под одеяла, все еще одетая в ту же одежду, в которой «ныряла» в бассейн.
– Вот цербер! Извини, если разбудил…, как ты? – когда же он привыкнет к ней, когда сможет смотреть без содрогания и горечи. Слов нет, Афродита умеет мстить.
– Хмм… чувствую себя удивительно выспавшейся. Не знаешь, почему бы это? – и что-то было в сладком тоне ее голоса, что заставило Ганимеда взмолиться о помиловании…
– Пандора! Это чужая собственность! Ее нельзя портить! Умоляю тебя, держи себя в руках! Я сейчас все объясню!
Пандора откровенно и заливисто смеялась.
– Я всего-то хотела запустить в тебя подушкой. – И опять залилась смехом. Смех у нее был удивительный, журчащий и переливистый, и очень отличавшийся от смеха Эллины.
– А что там с додекаэдром? – вдруг деловито поинтересовалась она.
– А что там с Ликургом случилось? – в тон ей спросил Ганимед.
– А-м. Это потом. Что с додекаэдром? – не сдавалась Пандора.
– Я предполагаю, что додекаэдр – это сосуд, в котором в один из миров Эфира (вероятней всего, в самый густонаселенный) будет доставлена микроскопическая Вселенная в состоянии космологической сингулярности…
– Ты намекаешь на теорию большого взрыва? Но это же непроверенная гипотеза?!
– Да, гипотеза. Но кто-то в этой Вселенной есть достаточно тщеславный и безумный, чтобы проверить ее на практике.
– Но зачем такие сложности? Ритуалы. Светлые ведьмы. Пятигранники. Додекаэдр, наконец. Если кто-то хочет уничтожить видимые миры, то есть и более простые способы…
– Насколько я понимаю, идея состоит не в том, чтобы уничтожить видимые миры, а в том, чтобы уничтожить возведенные Зевсом рубежи, и то только со стороны миров Эфира.
– Но это нарушит баланс Света и Тьмы! Последствия могут быть самые непредсказуемые вплоть до вымирания всего живого! Кто вообще мог додуматься до такого? – голос Пандоры звучал негодующе, такая с горящими гневными синими глазами – она вообще не имела ничего общего с Эллиной.
– Что ты знаешь об Офионе?
– Ну, то, что он король титанов, муж богини сотворившей все сущее, первый владыка Олимпа. Мой пра-прадед, кажется. Мой дед, Кронос сверг его и заключил в Тартар.
– В том-то и дело, что Кронос не заключил его в Тартар. Он бился с ним врукопашную, и по праву сильнейшего занял его место, Офион же был отправлен в изгнание. В период моей жизни, когда я скитался по самым отдаленным вестям Вселенной, я однажды имел «счастье» познакомиться с ним. Еле ноги унес. Отвратительнейший тип – хочу тебе сказать. Абсолютное холоднокровное пресмыкающееся. Власть и Месть – это все, что он хочет от этой жизни. Он уже тогда бредил своим победоносным возвращением. Но пока существуют рубежи между мирами – путь Офиону в видимые миры надежно закрыт. Поэтому, он обречен, скитаться в холодной, безжизненной пустоте глубокого космоса.
– Ты думаешь, за всем происходящим стоит Офион?
– Откровенно говоря, я больше чем уверен. Иначе бы Кронос тебя не отправил в такое опасное путешествие. Я только ума не приложу – что ты можешь противопоставить Офиону? Кстати, ты знаешь, что ты можешь открывать порталы?
– Да. Сегодня установила это методом случайного научного тыка. За что тут же была отправлена в гипнотический нокаут твоим другом, – саркастически заметила Пандора.
– Ликург – он лучший из моих агентов, но не умеет вести себя с … богинями, – попытался оправдаться Ганимед. Он хотел сказать с леди, но проблемы бы не возникло, если бы Пандора была леди, а не богиня.
– Я так хорошо выспалась, что почти не злюсь на него. Только на тебя.
– Ну, я где-то так и предполагал, – в голосе Ганимеда прозвучала раздражающая Пандору веселая ирония. Однако, она решила не поддаваться на провокации и сменить тему.
– Расскажи мне подробней о рубежах, и почему ты уверен, что сейчас Офиону сюда дорога закрыта? – уловив удивленный взгляд Ганимеда, и интерпретировав его по своему, Пандора возмутилась: – Это вообще–то не та информация, которую мне преподавали в школе или я могла получить из общей информации, полученной при перемещении.