Хранители рубежей

На деревянных от холода ногах, скрипя деревянными ступеньками, мы поднялись на пирс. Народ с него почти рассосался, только редкие запоздавшие иногда пробегают с криками «аааа». За прилавками пусто и как-то пугающе тихо, лишь позвякивают какие-то связки амулетов и металлическая посуда под крышами.

Теплее мне не становилось, Миха цапнул с ближайшего прилавка толстый плед и накинул мне на плечи.

– Вот, – сказал он. – Гейся.

– Разве так можно? – просила я.

– Как «так»?

– Ну, – пояснила я, – без спросу.

Медведь ухмыльнулся в зверином оскале и ответил:

– Это в счет АКОПОС для нужд расследования.

Плед оказался какой-то сверх теплый и согревающий. Меня моментально перестало колотить, а по венам потекло долгожданное тепло. Я впечатленно оглядела его и поинтересовалась:

– И часто так приходится заимствовать для нужд?

Медведь пожал плечами.

– Ну, случается. Да ты не переживай. Придут в корпус, напишут заявление, мол так и так, позаимствовали такой-то предмет. Получат компенсацию соразмерную стоимости товара и пойдут довольные.

Я нахмурилась и заметила:

– Если бы реально все так четко было, никто бы не жаловался.

– Так в АКОПОС и не жалуются, – сказал Миха.

– Серьезно?

– Да честное звериное.

– Ну тогда нам бы такую систему в мир гражданских.

Медведь вздохнул.

– У гражданских сложнее, – сказал он. – Там не понимают главных причинно-седственных связей. А все почему?

– Почему?

– Потому, что запомни, Ярослава Воронцова, – сообщил медведь и важно поднял лохматый палец с длинным когтем, – если где-то убыло, значит где-то прибыло. Непреложное правило Вселенной.

– Ну прям секрет Полишинеля, – буркнула я.

– Это кто? Парень твой?

Я закатила глаза.

– Ага, ну прям.

– Нет? Ну ладно, а то ты ещё дюже молодая, погуляй, жизнь посмотри.

Я покосилась на медведя.

– Не помню, чтобы просила советов по вопросам личной жизни. А где Соловей?

Миха приложил ладонь ко любу козырьком и сказал:

– Ну как. Побежал беглеца твоего ловить.

– Поймал?

– Пойдем посмотрим.

И, не дожидаясь ответа, цапнул меня за локоть и повел мимо прилавков в сторону конца пирса.

Я занервничала и окликнула его:

– Эй-эй, уверен, что нам опять к воде? А то как-то не очень уютно в этом твоем Девонском море.

Медведь гыгыкнул.

– Что, понравилось плавать?

– Да не то слово, – буркнула я. – Что это за тварь была?

– Так он же представился.

– А я ничего не поняла, – сообщила я.

Медведь вздохнул с деланным недовольством, хотя сквозь него пробивается его врожденное веселье.

– Это морской народ. Ну, одна из рас.

Я уточнила:

– Тоже какие-нибудь легальные нелегалы?

– Не, – отозвался Миха, качая головой, – это реальные жители мира один-один, из плоти и крови. Просто род свой ведут от кракенов. Наша Спрутовская тоже ж из них. С хорошими генами. Ну и приспособилась к суше. Чего не все из них умеют.

– Круто.

– Ну да, – согласился медведь. – Она и среди своих в большом уважении и почете, и в АКОПОС гром-баба.

Я подумала, что мне такой гром-бабой никогда не стать, да и, наверное, не хочется. Слишком велика ответственность на плечах этой женщины-осминога, потомка кракенов.

– А этому что от меня надо было? За что он хотел меня убить? – поинтересовалась я. – Ну мне чисто для справки.

Взгляд Михи стал каким-то сальным, карие, медвежьи глаза заблестели, он проговорил:

– Ха, стал бы он тебя убивать.

– Ну не томи уже. Что? Рыбам на прокорм потащил бы?

Медведь покачал головой с таким видом, будто не поймет, откуда я такая непонятливая взялась, и сказал:

– Да осеменить он тебя тащил.

Я аж споткнулась.

– Чего?!

– Того, – отозвался Миха. – К себе в логово.

При мысли о том, что тот мутант пытался со мной неведомым образом совокупиться, по телу прокатился мороз, а горло сдавило тошнотой. Я сделала неимоверное усилие и все же проглотила тугой комок.

– Даже спрашивать не буду, как он думал это провернуть… – выдавила я.

– А зря, – со знающим видом произнёс медведь и потер лохматый подбородок. – У этих головоногих знаешь какое опасное это дело? Видала нашу Спрутовскую? Громадная женщина, ничего не скажешь. Этот рядом с ней мелюзга блохастая.

– Он в море, – заметила я хмуро. – У него нет блох.

Медведь искренне удивился.

– Нет блох? Не может быть! В море должны быть морские блохи. Так вот, бабы этих щупальцовых могут сожрать своих мужиков. Вот так-то!

Мне в это верилось с трудом, я проговорила:

– Какой-то каменный век. Он же на половину человек. Кто его есть будет.

– Кто-кто, – деловито произнёс Миха, – половозрелая самка-осьминожиха, в два раза больше размером, чем самец!

– Ну классно. А я-то ему была зачем?

– Как зачем? – удивился Миха. – Чтоб рыбку съесть и сковородку не помыть. В том смысле, чтоб осеменить тебя, и живым остаться. Ты же его есть бы не стала после брачного ложа?

Меня всю передернуло от картин, которые нарисовало моё бурное воображение.

– Я бы его точно не съела, потому что к тому моменту захлебнулась бы.

– Это да, – кивая, согласился медведь. – Но эти мужики-осьминоги в своем порыве страсти последний ум теряют. Увидел тебя в воде, хвать, и потащил в свою осьминожью опочивальню. У него там такой специальный щупалец есть, он им…