Хранители веры. О жизни Церкви в советское время

–  Наталия Константиновна, вы как-то упоминали, что у вас было много знакомых монахинь в миру. Это, можно сказать, специфическое для советского времени явление церковной жизни…

– Да, в нашем кругу были такие. Одна из них – Ольга Александровна Кавелина [81] , в тай ном постриге Серафима, – двоюродная сестра архиепископа Василия Кривошеина [82] . Она работала в светском учреждении. Еще тайной монахиней была машинистка, Татьяна Николаевна, которая перепечатала папины труды. Я к ней приезжала по поводу перепечатки и не знала тогда, что она монахиня. Она такая строгая была всегда, сухощавая, в белой кофточке с галстуком или бантиком.

Знала я инокиню Марию (в миру – Ольга Николаевна Вышеславцева) [83] . Через нее мы познакомились с отцом Николаем Ведерниковым [84] , потом подружились с ним и его матушкой. Когда Юра заболел, а потом слег, отец Николай каждую неделю приезжал к нам его причащать.

При Сокольническом храме были, конечно, монахини. Но они не стали для меня близкими людьми. Но ведь кроме монахинь были люди, которые, как бы сказать, достигали уровня настоящих монахинь по духовности. В частности, у нас какое-то время в храме в Сокольниках появлялась некая Поляша, старушка. Она была, наверное, почти в возрасте моих родителей, но выглядела моложе: маленькая такая, сухонькая старушка с седой косичкой. Она сама себя называла: «Я – девка шумная». То есть такое юродство в ней было. Но была и прозорливость. Она рассказывала про себя, что их деревня во время войны попала под немецкую оккупацию. Кругом, в других деревнях, случались какие-то беды: кого-то зарежут, кого-то убьют… А в их деревне ничего такого не происходило. Ну, может, картошку украдут если только. Она каждый вечер ходила с иконой вокруг этой деревни. Подходила к часовому и говорила: «Милок, ты меня пусти. Я вот пройду, и все. Вот – с иконкой. Видишь, нет?» И ее пускали. Она была такая, что ее пускали. И в их деревне ничего страшного не происходило. А потом она меня попросила отреставрировать эту самую иконку. Говорит мне: «Почини мне иконку. Там что-то немножко Личико испортилось». Я согласилась, хотя никогда иконами не занималась. Она принесла иконку, и мне стало страшно: оказывается, там сохранился только кусок глаза и бровь. Я смогла как-то по этому восстановить Лик, но меня поразило то, что она-то ее видела как икону.

– Как к вам на работе относились?

– Великолепно, хотя в основном были люди далекие от церковной жизни, но уважавшие меня. Просто уважают такой, какая ты есть. К вере у них не было отрицательного отношения. Искусство – это все-таки среда довольно свободная, более терпимая.

– Наталия Константиновна, вы сейчас являетесь прихожанкой храма великомученика Георгия Победоносца в Старых Лучниках на Лубянке – того самого, где почти столетие назад служил ваш дед. Как это получилось?

– Около десяти лет назад нам позвонил отец Алексей Казанчев, который стал настоятелем этого храма, открывшегося после огромного перерыва [85] . Отец Алексей стал собирать информацию об истории храма и разыскивать родственников последних священников, служивших там, – отца Василия Смирнова и священноисповедника отца Владимира Проферансова. Так он вышел на нас. Сначала у меня не было возможности часто туда ездить – не могла надолго оставлять больную сестру. После смерти матушки Ксении я стала постоянно посещать этот храм. Здесь мои корни: здесь служил мой дед, в юности прислуживал псаломщиком мой отец, здесь служил двоюродный дед моего мужа. Так для меня все вернулось к своему истоку.