Хранительница искры

— Если я не рискну — миру людей наступит конец. Ими станет править тьма и все скрытые стороны сути человеческой выйдут и укрепятся — зло, ярость, жестокость, ложь, подлость, насилие. А добро, прощение, смех, способность видеть красоту, любовь — сгинут, сотрутся, о них забудут. Я верю в это, Лионель. За эти годы в монастыре мне пришлось о многом услышать и узнать, к нам приходило укрываться столько одарённых, что не уверовать в силу светлой магии и священного огня просто невозможно! Ты сам ощутил, как быстро исцелилась твоя рука. Нужно бороться, собирать своё войско, последователей священного Аввина и загнать тьму на своё место. В мире и так хватает жестокости, я не хочу, чтобы его краски и вовсе померкли. Поэтому у меня нет права думать лишь о себе. Но сейчас я еду с тобой по своей воле, сейчас я это я. И мне хочется узнать, куда же мы направляемся?

— Скоро узнаешь, — усмехнулись янтарные глаза. Больше он желал получить ответы на другие вопросы. Но Мидэя не сильно торопилась начинать рассказ про Даната.

— … Я не знала, что он смотрит. Тёплая вода сбивала мои ощущения, хотя я всегда чувствовала его ладонями. А когда я поняла, что он видел знак ордена — испугалась. Нужно было увести его мысли, заставить забыть. … Он настоял. Обещал, что после потеряет ко мне всякий интерес. За несколько дней до встречи в купальне я ранила его кинжалом, тогда же мы и бросили слова проклятья и оно ожило, вплелось, окрепло, когда соединились тела. Тогда я даже не подозревала, что слова возымели силу. Просто перетерпела, без удовольствия, а потом проплакала остаток ночи. Тебе сказать правду не решилась, да и рассорились мы с тобой накануне. Не хотела кровопролития, вспыльчивые вы оба. Вот и оговорила себя перед тобой. Но в ту ночь я поняла, что в Данате сокрыт дар силы и очень мощный. А когда проклятье сделало его одержимым и он захотел любовных утех снова — я решила, что он не достоин нести в себе такой дар и что последней искре не помешает добавить сил. … Но одержимость князя не спадает и отчасти я тоже в этом повинна. Это меж нами и творится. Чтобы унять мучения ему достаточно видеть меня и иногда касаться, — пожала плечами Мидэя, — Остальное это уже его характер. Как это прекратить я пока не знаю, кроме того способа, что поведала нам Ирза.

— Поцелуи это слегка иногда касаться? — недоверчиво протянул Лионель. — Ведь он ревнует. Он решил, что ты принадлежишь ему. Такого норова как у Даната ещё поискать надо, но ты уверена, что это всего лишь проклятье?

— Что же это может быть ещё? — удивилась Мидэя.

Лионель промолчал, не решившись поделиться с ней своими догадками, да и говорить о своём бывшем друге ему больше не хотелось.

— И когда же меня ждёт моя смертельная рана, ради которой, ты собственно, и почтила нас своим присутствием? — постарался произнести он шутливым тоном не сводя с неё глаз. Как же ему нравилось просто смотреть на эту девушку! На её открытое такое чистое юное лицо, эти распахнутые изумрудные глаза, видеть улыбку на мягких чувственных губах, вырывающееся облачко её дыхания, как иногда в размышлениях она хмурит брови. Его сердце сжималось, пропуская удары.

— Я бы хотел увезти тебя далеко-далеко отсюда, от всего и от всех, — выдохнул он.

— Надеюсь, мы не прямо сейчас отправляемся в далёкую даль? Потому что ничего не выйдет. Огонь избрал вас для своей защиты, а Фарас землю, где он возродиться. Да и я положа руку на сердце пока не могу оставить этого пришибленного, загнётся он совсем без меня. Так куда ты меня везёшь?

— Уже скоро.

Никак такого Мидэя не ожидала, что он привезёт её к портнихе модистке. Думала к озеру или священным столпам, или ещё что, но подобная забота от мужчины была ей всё ещё непривычна. И поначалу Мидэя даже ринулась отпираться, зная дороговизну тканей. Сами рыцари и уж тем более князь, были одеты хорошо, даже богато. Добротное сукно, вареная кожа, меха, серебряные пряжки и пуговицы. Но Лионель настаивал и даже обиделся за её отпор, поэтому Мидэя сдалась и с помощью портнихи ей подобрали тёмно-зелёное дорожное платье, нарядное кремовое, отделанное серебристыми кружевами и тёплую коричневую накидку, подбитую лисьим мехом. Состояние почти детского восторга нахлынуло невольно. Мидэя не могла скрыть радости от покупки таких вещей, особенно ей нравились серебристые кружева. Никогда в жизни у неё не было подобных нарядов. Поэтому в обратный путь она отправилась в обновках, а кремовое платье аккуратно упаковали. Она было начала жарко благодарить Лионеля, но тот оборвал её попытку.

— Мне просто приятно сделать что-то для тебя. И мне радостно вдвойне оттого, что тебе понравилось. Для любимой девушки ничего не жалко!

Сначала Мидея оторопела, а затем отмерев поражённо вздрогнула. Сердце подпрыгнуло не от радости, оно защемило, перейдя на гулкие удары. В который раз её посетило предчувствие, что вместе с Лионелем ей не быть. Что другие глаза смотрят ей в душу штормовым морем, предупреждая, что буря шутить не любит, что со стихией стоит быть осторожней, что быть беспощадным в его природе.