Хранительница тайн

Долли сидела за тем же столиком, за которым впервые изложила свой план. Джимми сразу ее заметил, потому что она была в своей жуткой белой шубке. Уже давно потеплело, но Долли все равно отказывалась ее снимать. В сознании Джимми шубка оказалась так тесно связана с омерзительной идеей шантажа, что при одном взгляде на белый мех ему стало муторно.

– Извини, Долли, я опоздал.

– Джимми! – Ее глаза сияли. – Я все сделала!

– Что все?

– Вот. – Долли двумя руками держала конверт и теперь вытащила из него квадратик фотобумаги. – Даже проявила сама!

Она через стол придвинула ему снимок.

Джимми взял фотографию, и в первый миг на него накатила волна нежности. Долли сняла их с Вивьен в больнице. Они стояли близко друг к другу, и он тянул руку, чтобы тронуть Вивьен за локоть. Тогда-то он и заметил синяк в вырезе ее блузки… И тут Джимми понял, куда направлен его взгляд на фотографии.

– Долли…

– Идеально, не правда ли? – Она улыбалась широко, гордо, как будто ждала, что сейчас он примется ее благодарить.

Громче, чем намеревался, Джимми сказал:

– Мы же решили отказаться от этой затеи. Ты сама говорила, это ошибка и не надо было меня просить.

– Тебя, Джимми. Я зря просила тебя.

Джимми снова взглянул на фотографию, потом на Долли. Под этим взглядом, словно на ярком свету, стали видны все трещины на его драгоценной вазе. Долли не лгала, он просто ее не понял. Ей неинтересно было смотреть детский спектакль, не хотелось помириться с Вивьен – она просто искала случая осуществить свой замысел.

– Я думала, мы… – Она глянула растерянно. – Я думала, ты обрадуешься. Ты же не передумал? Я такое хорошее письмо написала! Вовсе не злое! И никто, кроме Вивьен, этого снимка не увидит…

– Нет. – Джимми наконец обрел дар речи. – Вивьен его тоже не увидит.

– Джимми?

– Я как раз собирался с тобой об этом говорить. – Он вложил снимок в конверт и придвинул Долли. – Уничтожь его, Долл. Он больше не нужен.

– Что ты хочешь сказать? – Ее глаза подозрительно сузились.

Джимми вытащил из кармана «Питера Пэна», достал чек и толкнул через стол. Долли опасливо взяла его в руки.

– Что это?

– Это мне… нам. От Вивьен. За помощь в больнице и в благодарность тебе за медальон.

– Серьезно? – У Долли от радости брызнули слезы. – Но, Джимми… Здесь десять тысяч фунтов!

– Да. – Джимми закурил.

Долли завороженно смотрела на чек.

– Больше, чем я думала у нее просить.

– Да.

Долли, вскочив с места, бурно его поцеловала, и Джимми ничего не почувствовал.

В тот вечер он долго бродил по Лондону. Долли забрала «Питера Пэна» – Джимми жалко было отдавать книгу, но Долли вцепилась в нее насмерть. Да и как бы он объяснил, почему не хочет расстаться с подарком даже на время? Чек Джимми все-таки оставил у себя и теперь ощущал в кармане как непомерную тяжесть. Он брел по разбомбленным улицам и без фотоаппарата видел не романтические зарисовки, а страшные разрушения. Одно ему было совершенно ясно: он не возьмет и пенни из этих денег и не сможет больше смотреть на Долли, если возьмет она.

Джимми плакал той ночью у себя дома, утирая злые горячие слезы тыльной стороной ладони. Все было плохо, а он не знал, как это исправить. Отец заметил и спросил, не обижают ли его другие мальчишки в школе? Джимми отчаянно захотелось вернуться в прошлое, вновь стать ребенком. Он поцеловал отца в макушку и сказал, что все хорошо. И тут его взгляд внезапно упал на письмо – оно лежало на столе, – адресованное мистеру Дж. Меткафу.

Некая мисс Кэти Элис аккуратным мелким почерком излагала, почему ему надо держаться подальше от миссис Вивьен Дженкинс. Сердце у Джимми забилось от гнева, любви и решимости. Все мучившие его загадки разом получили объяснение. Как ни убедительны были доводы мисс Элис, Джимми видел одно: ему непременно надо разыскать Вивьен.

Что до письма, которое Долли Смитэм написала Вивьен Дженкинс, о нем все забыли. Долли оно теперь было не нужно, поэтому она и не заметила пропажу конверта, который смахнула рукавом шубки, когда схватила чек и бросилась целовать Джимми. Письмо отлетело к краю стола, зависло на мгновение и, наконец, упало глубоко в щель между стеной и сиденьем.

Оно совершенно исчезло с людских глаз и, возможно, так и лежало бы за сиденьем пищей для тараканов, постепенно рассыпаясь от времени, еще долго после того, как упомянутые в нем люди превратились бы в эхо давно прожитых жизней. Однако судьба распорядилась совсем иначе.