Хребты безумия

Тогда я шагнул через низкое окно в освещенный яркими огнями зал, и это оказался шаг от мимолетного проблеска надежды к чернейшей бездне безысходности и отчаяния. Едва я вступил в зал, в нем воцарился кошмар, ибо мое появление произвело такое впечатление, какого я никак не ожидал. Как только я переступил через подоконник, всех собравшихся здесь охватил внезапный непонятного происхождения ужас, исказивший их лица и заставивший почти каждого издать вопль. Началось всеобщее паническое бегство, некоторые упали в обморок, но их уволокли безумно спешащие убраться отсюда приятели. Многие слепо и беспомощно метались, закрыв лицо рука-ми, в поисках спасения, опрокидывали мебель и натыкались на стены, прежде чем наконец попадали в одну из многочисленных дверей.

Крики шокировали меня; и пока я стоял один в залитом светом опустевшем зале, ошеломленный, прислушиваясь к затихающим воплям, меня посетила трепетная мысль, что рядом со мной есть нечто ужасное, чего я сам не замечаю. На первый взгляд зал показался мне совершенно пустым, но, когда я двинулся к одному из альковов, мне почудилось там какое-то движение – за золоченой аркой дверного проема, ведущего в другой, почти такой же зал. По мере приближения к арке присутствие еще кого-то становилось все более явным; а затем, когда первый и последний звук вырвался из моей груди – ужасное завывание, почти столь же омерзительное, как и то, что стало его причиной, – я узрел со всей ошеломляющей ясностью то невообразимое, безобразное, неописуемое чудовище, которое одним своим видом превратило веселую компанию в обезумевшую толпу спасающихся бегством.

Я не в силах даже приблизительно описать, как оно выглядело, ибо это была смесь всего само-го нечистого, ненормального, неприятного, извращенного и гадкого. Это было омерзительное воплощение упадка, разложения и гниения; ужасное воплощение всего того, что милосердная природа старается упрятать поглубже. Видит Бог, это было существо не из этого мира, – или, во всяком случае, не из этого мира, – и все же, к своему ужасу, я уловил в его изъеденных до костей контурах злобную, отврати-тельную пародию на человеческий образ, а в гнилых лохмотьях, служивших ему одеянием, что-то знакомое.

Я оказался почти парализован, но не настолько, чтобы не совершить попытку к бегству: робкий шаг назад, который не смог разрушить сковавшие меня чары безмолвного безымянного монстра. Мои глаза, словно заколдованные уставившимися в них мерзкими зрачками, отказывались закрываться, как я ни старался, но милосердно затуманились, и страшное существо стало видно не так отчетливо. Я попытался поднять руку, что-бы закрыться от его взгляда, но из-за паралича рука не полностью подчинялась мне. В результате этой попытки я потерял равновесие и шагнул вперед, что-бы не упасть. И сразу же с ужасом осознал, как близко нахожусь от этой жуткой твари; мне пока-за-лось, что я слышу ее мерзкое дыхание. Почти обезумев от страха, я выставил вперед руку, защищаясь от зловонного призрака, стоящего ко мне почти вплотную; и тогда мироздание содрогнулось, сотрясаемое судорогой омерзения, когда мои пальцы соприкоснулись с протянувшейся ко мне лапой чудовища, стоящего под золоченой аркой…

Это вскрикнул не я, но все кровожадные вампиры, что несутся, оседлав ночной ветер, вскрикнули за меня, когда на мой разум обрушилась лавина душегубительных воспоминаний. В следующую секунду я знал все, что было прежде; я вспомнил, что было со мной до того, как я очутился в мрачном замке, окруженном лесом, и узнал частично изменившееся здание, в котором сейчас находился; и что самое ужасное – я узнал то безобразное существо, что злобно пялилось на меня, когда я отдергивал запятнанные пальцы от его руки.

Но мироздание включает в себя не только горечь, но и лечебный бальзам, и бальзам для меня – то, что память сглаживает воспоминания и убирает из них самое страшное. В непереносимом ужасе того мгновения я забыл, что именно потрясло меня, а проблески страшных воспоминаний поглощает хаос мелькающих образов. Грезя наяву, я убежал прочь от громады чуждого замка и мчался быстро и беззвучно в лунном свете. Вернувшись на кладбище с мраморными плитами, я спустился по ступенькам и убедился, что не способен открыть каменный люк; я не огорчился, ибо уже давно ненавидел древний замок и окружающие его деревья. Теперь я летаю, оседлав ночной ветер, вместе с насмешливыми и дружелюбными вампирами, а днем веселюсь в катакомбах Нефрен-Ка в потаенной и недоступной долине Хадоф возле берегов Нила. Я знаю, что свет – не для меня, разве что лунный свет, падающий на каменные надгробия Неб; и веселье – не для меня, разве что не имеющие названия пиры Нитокрис под Великой Пирамидой; и все же в моей новообретенной свободе я почти рад горечи отчуждения.