Хребты Безумия

     После всего предыдущего мы не очень  удивились находке, скажу больше -- были почти к ней  готовы.  Однако когда, склонившись  над  санями, развязали брезентовый тюк, очертания  которого меня почему-то смутно встревожили,  нас как громом поразило. По-видимому, существам, побывавшим  в  лагере, тоже  не была чужда страсть к научной систематизации, как и Лейку: в санях лежали два свежезамороженных экземпляра, раны вокруг шеи аккуратно залеплены пластырем, а дабы избежать дальнейших  повреждений, сами тела туго перевязаны. Надо  ли говорить, что то были Гедни и пропавшая собака.

X

     Наверное,  многие  сочтут нас  бездушными  и,  конечно  же,  не  вполне нормальными, но  и  после этого  жуткого  открытия  мы  продолжали  думать о северном туннеле, хотя, уверяю, мысль  о дальнейшем путешествии на  какое-то время оставила  нас,  вытесненная  другими размышлениями. Закрыв  тело Гедни брезентом, мы  стояли над ним в глубокой задумчивости, из которой нас вывели непонятные звуки -- первые, услышанные с того момента, как мы покинули улицы города, где слабо шелестел ветер, спускаясь со своих заоблачных высот. Очень земные и  хорошо знакомые  нам звуки были  настолько неожиданны в этом  мире пагубы и смерти,  что,  опрокидывая  все  наши  представления  о космической гармонии,  ошеломили  нас  сильнее,  чем это  сделали бы  самые  невероятные звучания и шумы.

     Услышь мы загадочные и громкие трубные звуки, мы удивились бы меньше -- результаты  проведенного Лейком  вскрытия  подготовили нас к чему-то в  этом роде,  более того, наша болезненная фантазия после кровавой  резни в  лагере вынуждала  нас чуть  ли  не в каждом завывании ветра чуять недоброе.  Ничего другого  не  приходилось ожидать  от этого дьявольского  края вечной смерти. Здесь приличествовали кладбищенские, унылые  песни канувших  в прошлое эпох. Но  услышанные  нами  звуки  разом  сняли с  нас умопомрачение, в которое мы впали,  уже и  мысли  не допуская, что в глубине антарктического  континента может существовать  хоть  какая-то  нормальная жизнь. То,  что мы  услышали, вовсе не исходило от захороненной в незапамятные времена  дьявольской твари, разбуженной полярным солнцем, приласкавшим  ее дубленую кожу. Нет, существо, издавшее  этот  крик, было до смешного  заурядным созданием, к  которому  мы привыкли  еще в плавании, недалеко от  Земли Виктории,  и  на нашей  базе  в заливе Мак-Мердо; его мы никак не ожидали  встретить здесь.  Короче --  этот резкий, пронзительный крик принадлежал пингвину.

     Он доносился откуда-то снизу -- как  раз напротив коридора,  которым мы только что  шли, то есть со  стороны проложенного к  морской пучине туннеля. Присутствие в  этом  давно  уже безжизненном мире  животного, не  способного существовать без  воды, наводило на  вполне определенные  предположения,  но прежде  всего  хотелось убедиться в реальности крика --  а вдруг нам  просто послышалось?  Он,  однако,  повторился  и  даже  умножился  -- орали  уже  в несколько  глоток. Пойдя на звуки,  мы  вошли в арку, которую, видно, только недавно расчистили от завалов. Оставив  дневной свет позади,  мы возобновили нашу  возню  с  клочками,  тем  более  что позаимствовали,  хоть  и  не  без брезгливости, изрядную толику бумаги из тюка на санях.

     Вскоре  лед  сменился  открытой почвой,  состоящей  преимущественно  из обломков  детрита,--   на   ней   явственно  виднелись   следы   непонятного происхождения, как если бы что-то тащили, а раз Денфорт заметил очень четкий отпечаток, но о нем не стоит распространяться. Мы шли на крик пингвинов, что соответствовало направлению, в котором, как говорили нам и  карта, и компас, находился вход в  северный туннель; коридор, ведущий туда, к счастью, не был засыпан.  Согласно  плану,  туннель  шел из  подвала  большой  пирамидальной конструкции,  на которую  мы  обратили  внимание  еще  во время  полета  над городом,--  она  сохранилась  лучше  многих  других  построек. Освещая  путь единственным фонариком,  мы видели,  что нас  и тут  продолжают сопровождать барельефы, но теперь нам было не до них.