Хребты Саянские. Книга 1: Гольцы. Книга 2: Горит восток

— Что случилось, Алешенька?

Алексей Антонович успокоил:

— Не волнуйся, ничего не случилось. И прости, что так рано разбудил тебя. Закрой за мной дверь. Я ухожу.

Та спросила, не выходя из комнаты:

— Далеко ли, Алешенька?

— Люблю, когда спрашивают не «куда», а «далеко ли».

— Суеверие?

— Если хочешь — да, немножко и не во всех случаях.

— Ты идешь на прогулку? — она одевалась; слышно было, как шаркали по полу ночные туфли. — И, конечно, с Анютой?

— Тебе это неприятно?

— Она милая барышня, очень милая, — задумчиво и уважительно отозвалась мать, выходя из своей комнаты, — я была бы рада со временем назвать ее своей дочерью.

— Ты, мама, умышленно не говоришь «снохой»? — засмеялся Алексей Антонович.

— Да, мне это слово не нравится так же, как тебе «куда».

— А тебя не стало бы шокировать, что она горничная?

— Нет, Алешенька! Труд, какой бы он ни был, не позорит человека. К тому же Анюта человек нашего круга: тоже из семьи ссыльного.

— Да, но я все-таки доктор, — подмигивая и молодцевато покручивая усы, сказал Алексей Антонович.

— Анюта очень умная девушка. Была бы жива ее мать, она, как и я тебя, вывела бы девочку в люди.

— Тогда мне нужно спешить, мама, — выдерживая прежнюю шутливость тона, сказал Алексей Антонович, — не то я окажусь женатым, еще не выходя из дома.

Он взял приготовленный с вечера небольшой дорожный саквояж и распахнул дверь.

— До свидания, мама. Я иду гулять, просто гулять. А ты опять ложись и спи.

Над рекой, черкая острыми крыльями по воде, охотились за мошками стрижи. Они то исчезали один за другим в бесчисленных отверстиях-гнездах, точно высверленных в обрывистом глинистом берегу, то вылетали оттуда, наполняя гомоном тихую свежесть утра. Вода стояла высокая, и тальники на островах были затоплены почти до макушек. Они шевелились, как от ветра. Паромщик перетаскивал подъездные мостки. Вода все поднималась и начинала заливать их.

— Филипп! — окликнул паромщика Алексей Антонович. — Скоро поплывешь на ту сторону?

— А вам что, в слободу, что ли? — отозвался Филипп, захлестывая канат за столб, косо вкопанный в землю.

— Надо бы в слободу.

— Только что плавал, Алексей Антонович, поранее бы вам подойти. Больно уж хлопотно в такую воду подчаливать на том берегу: неглубоко, карбас по гальке скребет, а струя жмет так, аж спасения нет, — заклиниться на мель недолго. Да уж, коли надо, поехали! Для вас всегда уважу.

Напором воды паром сразу оттолкнуло от берега. Филипп перевел рули и поставил лодки наискось к течению. Громыхая покатилось по стальному тросу, натянутому поперек реки, вертикально поставленное на пароме бревно. Вода шуршала, разбиваясь о лодки. Постукивали в борта коряги, поднятые половодьем. Плыли белые хлопья пены.

— Это что ж, Филипп, вода все еще прибывает? — спросил Алексей Антонович, полной грудью вдыхая свежий речной воздух.

— Видите, бугром стоит середина и плавник расталкивает к берегам — значит идет на подъем, — разъяснил Филипп. — А к ночи еще пуще вверх пойдет. К ночи вода завсегда валом накатывает. За день-то солнцем ключи разогреет, вот вода и образуется.

— А как ты думаешь, можно пройти сегодня низом, под Мольтенским утесом?

— Да как вам сказать… — почесал затылок Филипп. — Так ежели только впритирку к утесу. А прибудет еще на аршин-полтора — и никак не пройти.

И он стал рассказывать, как бывает опасно ходить в большую воду под утесом. Алексей Антонович слушал его рассеянно. Он поглядывал то на карманные часы, то на пустой открытый берег, к которому полным ходом приближался паром.

— Что вы экую рань поднялись сегодня, Алексей Антонович? — давая руля более отлого, чтобы замедлить ход парома, полюбопытствовал Филипп. — К больному куда спешите, что ли?

Алексей Антонович, молча кивнул головой.

— Василевских горничная тоже сегодня ни свет ни заря в город поехала. Вот только что перед вами переправил.

— В город поехала? — с недоумением спросил Алексей Антонович и повернулся к паромщику.

— Ага, — подтвердил Филипп, — высадил ее да и стал мостки перетягивать. А тут и вы подоспели.

— Ах, боже мой, что же это я? Оказывается, забыл инструменты… — торопливо заговорил Алексей Антонович, чувствуя, что никчемная ложь вгоняет его в краску. — Придется вернуться обратно. Давай-ка обратно, пожалуйста…

— Эх, елки осиновые! — сокрушенно вздохнул Филипп, сваливая рули в обратную сторону. — Почитай, до места доехали. Как вас это угораздило забыть? По примете так: коли вернулся, все одно удачи от этого дела не жди.

— Ерунда все эти приметы!

— Ну, как сказать! Не всякие приметы ерунда, — обиделся паромщик, — а ежели эта примета, так самая верная.

Алексей Антонович улыбнулся, но больше не стал возражать Филиппу.

— Так вас как — ожидать или плыть за реку, ежели кто подъедет? — спросил Филипп, когда паром ткнулся в берег и заскрипели прижатые к отмели мостки.

— Не жди. Не поеду я сегодня на ту сторону, — усмехнувшись, махнул рукой Алексей Антонович, — поверю твоей примете.

— Во, правильно, Алексей Антонович! — обрадовался Филипп. — Черт его бей, лучше день переждать, чем погубить дело…