Хребты Саянские. Книга 3: Пробитое пулями знамя

Она быстро оделась сама. Ниже надвинула платок на глаза, прикрыла им и подбородок. Достала запрятанное в печурке красное знамя — тот самый вышитый лоскут кумача, который во время боя был поднят над мастерскими, — и сунула его себе за пазуху, под полушубок. «Это знамя — наша святыня. Его мы подняли в первый день сражений, и с ним мы должны победить, — сказал ей Лебедев, когда они готовились к прорыву из осажденных мастерских. — Лиза, береги это знамя больше жизни своей». Да, она сберегла его. И сбережет до дня победы! Ведь придет же он, придет! Сунув знамя за пазуху, Лиза почувствовала, что она сразу стала как-то сильнее. Это чувство она испытывала всякий раз, когда брала в руки знамя.

На дворе было уже совсем темно. Звезды хотя и слабо, но были видны, а земле света они не давали. Лиза приоткрыла калитку, осторожно выглянула. Пусто Нет никого. Тут и улица только с одной стороны, впереди широкий пустырь, а за ним — паровозное кладбище…

— Боренька, как же тебе одному идти по такой темноте?

— Духом добегу, тетя Лиза.

— Дай хоть в улицу я тебя выведу.

Лиза никак не могла оторваться от сына. Возвращаться на квартиру все равно ей нет надобности, там ничего у нее не забыто. Вот до угла только проводи! Бориса и сразу пойдет на заимку. Какой дорогой? Лиза чуть-чуть замешкалась. Чего же раздумывать? Только здесь, вокруг паровозного кладбища, а пути пересечь за семафором. Тут очень глухо, вовсе безлюдно. Правда, потом через елань долго по снегу придется брести. Зато надежно. Своей тропкой к заимке или через переезд все равно не пройти — там на линии повсюду охрана…

— Тетя Лиза, да я и сам теперь… вернись.

— Нет, еще немного.

Они уже дошли до угла, от которого начинается узкий, кривой переулок. Этот переулок другим концом упирается в наезженную дорогу. Вот по дороге мальчик пусть пойдет один. А она тогда вернется и побредет пустырем.

На станции все время неясные шумы, выкрики, а здесь тишина. По переулку, пожалуй, можно до самого конца проводить… и, может быть, чуточку, только самую чуточку, еще по дороге.

— Тетя Лиза, а ты куда уезжаешь?

— Да… как тебе объяснить…

Лиза не кончила. Со стороны дороги послышался хруст шагов. Что-то ей подсказало: идут сюда. Переулок загибается крутым коленом, и людей еще не видать. Мало ли кому здесь нужно идти. Чего же ее вдруг обварило? И все-таки она невольно отступила назад и оглянулась: при надобности можно ли убежать? Спрятаться здесь негде, заборы высокие, не перепрыгнуть. А бежать? Куда же ей с мальчиком? Борис не понял ее тревоги.

— Ты чего глядишь, тетя Лиза? Эту дорогу я знаю.

Бежать назад все равно поздно, увидят в спину. Лучше уж прямо вперед, навстречу. Быстрее. Впотьмах разошлись — и все. Она еще больше прикрыла лицо платком. А шаги все ближе. Слышно: много людей.

— Ничего. Пошли, Боренька, ничего…

Да, так и есть, солдаты с ружьями. А впереди них один жандарм. Они заняли в ширину весь переулок. Пропустить их иначе нельзя — только в снег сойти, к самому забору прижаться. Лиза отступила вбок, потянула за собой сына и стала ждать с похолодевшим сердцем. В волнении, сама не замечая как, она все больше кутала и кутала в платок свое лицо.

Солдаты сбились с ноги, жандарм подозрительно повернул к ней голову. И все остановились. Лиза вдруг поняла: это она сама, без меры кутаясь, навлекла на себя подозрение.

Жандарм шагнул к ней, насильно отвернул платок.

— Ну-ка, кто это? — И свистнул изумленно: — Коро-нотова… Сама набрела. А сколько тебя искали!

— Кончено. Все…

Страх у Лизы прошел, и явилось страстное желание жить, сопротивляться. Она вспомнила о знамени, которое должна сберечь. Но как? Вырваться из рук жандарма невозможно. Никак нельзя вытащить из кармана револьвер, выстрелить в него — жандарм держал ее крепко.

— Мальчика… мальчика только… сына не троньте, — прошептала Лиза, видя, как зашевелились на ремнях винтовки у солдат, уже охвативших ее полукругом.

30

Порфирий с паромщиком Финогеном целый день ладили седла и волокуши — тонкие березовые хлысты вместе с сучьями. По снегу волокуши легко поползут за конями — хорошо, можно весь груз на них положить.

Клавдея с Дарьей напеременки выходили на опушку леса и следили за тропой, которая вела в город. Подходов к заимке много, но если беда — она верней всего придет только по этой тропе. По ней в первые дни после разгрома восстания дважды уже приходили жандармы, допытывались, где Порфирий и Лиза. Не веря словам Клавдеи, будто погибли они, жандармы лазили в подполье, обшаривали ближние кусты на берегу Уватчика. Теперь отступились Клавдея боялась тогда: не забрали бы ее. Нет, не взяли, только изругали всячески.

Когда комитетчики решили уходить в тайгу, Клавдея тоже попросилась с ними. Порфирий сказал:

— Оставайся здесь с Дарьей. Вас сразу не тронули — ну и теперь не тронут. Прямых улик против вас нету. А здесь вы нужнее. Связь через вас держать будем.