Хрен С Горы (СИ)

Наша небольшая компания ушла с площади, пройдя сквозь толпу, которая мрачно расступалась, давая дорогу. Такой и была последняя яркая картинка этого дня: недобро молчащий коридор из человеческих тел, ощущение полной беспомощности и желание оказаться где-нибудь подальше — лучше всего в своей родной квартире с очередным фантастическим романом в руке.

* * *

Мои друзья предполагали, что я отправлюсь ночевать к семейству Ваторе, но мне до жути хотелось побыть одному. И потому я заявил, что проведу сегодняшнюю ночь в своей хижине. Возможная опасность со стороны желающих избавить деревню от колдуна меня совершенно не пугала — если честно, мне было просто всё равно.

Дома было пусто и неуютно. Алка отправилась с остальными к родителям. Аппетита не было никакого, но, всё же, я решил заставить себя съёсть чего-нибудь. В корзинке пальмовые лепёшки должны оставаться. Ага, должны, но не обязаны. От лепёшек остались только крошки. А вместо них наличествовал зверёк с серебристым мехом. На местном его название означало «крыса, всё время дрожащая от холода». Звался он так длинно, потому как имелись ещё крысы, похожие на привычных мне серых, только шерсть у них была рыжеватой. Кроме свиней, завезённых на Пеу одной из волн поселенцев — эти два вида грызунов были единственными известными мне наземными млекопитающими на острове.

Наравне с хрюшками эта мелочь считалась местными обитателями вполне естественным источником мяса — наверное, именно вследствие этого рыжие крысы, несмотря на отсутствие кошек, не были чересчур многочисленными: попробуй тут расплодиться, когда любая туземная дамочка не визжит в истерике при твоём виде, а, наоборот, плотоядно улыбается, глядя на бегающий кусок мяса, и тянется к палке или камню, чтобы обеспечить семью на ужин деликатесом. Что касается их мерзнущих собратьев, то те предпочитали держаться от людей подальше, проводя время на деревьях. Негодяй, лишивший меня ужина и обосновавшийся в корзинке — скорее исключение.

При ближайшем рассмотрении оказалось, однако, что это негодяйка. Причём с потомством. Точное число детёнышей рассмотреть в полусумраке хижины я не мог — при попытке подойти близко мамаша начинала агрессивно шипеть. Стоило же мне оказаться на пару шагов дальше, она успокаивалась.

Так мы устроились: я на циновках в спальном углу своего обиталища, роженица в корзинке в «кухонной» зоне.

* * *

На следующий день все посещавшие моё скромное обиталище могли наблюдать, как я сижу перед «мёрзнущей крысой» и пытаюсь кормить её кусочками фруктов. При этом от гостей я отмахиваюсь как от назойливых насекомых и стараюсь избавиться поскорее. Учитывая, что визитёров было немало — от моих друзей или сторонников водопровода до недоброжелателей и приближённых старосты, посланных нашим боссом поглядеть, чего там творит Ралинга-Сонай — неудивительно, что к вечеру известие, что колдун, угробивший Ики Полукровку (так, оказывается, звали того несчастного, который умудрился отравить сам себя по Тропе Духов), чего-то творит с «мёрзнущей крысой».

Не знаю, чего народ по поводу всего этого напридумывал, но под вечер заявился наш шаман собственной персоной. И завёл разговор на профессиональные темы. Причём мои объяснения насчёт любви и интереса к животным он не то игнорировал, не то сделал из них какие-то далеко идущие выводы. В общем, решив, что я твёрдо не намерен делиться секретами мастерства по части околдовывания зверья, Вокиру сменил тему, перейдя к событиям вчерашнего дня.

Как это ни удивительно, дела обстояли для меня и моих планов вовсе не безнадёжно. Во-первых, никто не собирался предъявлять мне обвинение за гибель Ики. Кличка у того была сугубо обоснованной: мать его была из суне, а отец — бонко. Папаша Полукровки был не из последних в Бон-Хо, но как-то получилось что, ни одна из трёх его бонкийских жён (я не понял, правда, одновременно они были или по очереди) не дала мужского потомства. А вот сунийка, с которой у отца Ики был роман чёрт знает когда, родила сына, выросшего в ловкого и храброго парня.

Потому при отсутствие других отпрысков мужского роду, папаша взял и признал Ики со всеми вытекающими последствиями вплоть до принятия в род и причисления к полноправным дареоям. Правда, никаких прошлых заслуг отца и всего его авторитета не хватало, чтобы сородичи признали сына-полукровку полностью равным в своём кругу: не смотря на всю его храбрость и ловкость в бою, староста не стал брать Ики в свою свиту, никто не желал отдать замуж за полусунийца своих дочерей. И так далее. Не удивительно, что бедняга старался при первой возможности показывать себя. Вот и допоказывался.

Нет, местное мироустройство далеко от справедливости: за Длинного, получившего по заслугам, меня могли и прибить, а за Ики, который никому ничего плохого не сделал и оставался добряком, несмотря на неприязнь окружающих, я отделываюсь лишь угрызениями совести.