Хрен С Горы (СИ)

Ласунг ничем не отличался от Кехета. Те же деревни по берегам Малой Алуме, временами сливающиеся друг с другом окраинами, те же бесконечные поля баки и коя. Народу, конечно, на Западной равнине живёт куда больше, чем на востоке острова. И по сравнению с Бонко сладких корнеплодов здесь сажают больше, хотя всё равно поля под ними не дотягивают по площади до посадок баки.

Позади было пять дней марша по Кехету с приведением под руку Солнцеликой и Духами Хранимой встречных селений и двумя крупными сражениями со сторонниками Кивамуя. В первом случае пришлось в чистом поле громить несколько сотен воинов, на скорую руку собранными одним из троих оставшихся после занятия Кибу-По враждебно настроенных вождей — без потерь со стороны «макак» и сонаев, вновь оказавшихся главной ударной силой, и с десятками убитых и умирающих от ран у противника. Следующий на очереди прокивамуевский местный босс решил отбиваться в селении. Но шансов у него всё равно не было — укреплений деревня не имела, а перевес у нас был более чем двукратный. Единственное, что на этот раз с нашей стороны было немало раненных и пара убитых.

Сунийцы Раноре в обоих случаях неплохо себя показали, благо после первого боя они все поголовно вооружились качественными трофейными палицами, на которые, в отличие от металлического оружия, никто особо не претендовал: большинство сонаев и бонко имело свои не хуже, а таскать с собой всё время два или три дрына длиной больше метра желающих не нашлось. Попадись такая добыча в руки вблизи от дома, то из-за неё была бы нехилая грызня — не себе, так брату, свату или какому иному родственнику прихватить, ну или детям на вырост. Так что мои потенциальные янычары смогли выбрать вполне приличные изделия местного ВПК. Раноре и ещё двоим вообще достались не просто отполированные и тщательно выверенные по форме боевые дубинки, а настоящие папуасские мечи с вкладышами из акульих зубов или мелких обломков сонавского тёмного блестящего камня.

* * *

В общем, всё складывалось удачно: дареои по обоим берегам Малой Алуме массово приносили клятву верности Солнцеликой и Духами Хранимой; сторонники Кивамуя, устрашённые тремя подряд поражениями с непривычным высоким соотношением потерь, разбегались; летящая впереди нас молва, преувеличивая как жертвы наших противников, так и численность войска Раминаганивы, способствовала тому, что деревенские вожди наперегонки спешили выразить свои верноподданнические чувства и произнести разработанную мною форму присяги, а кое-кто даже примыкал к нашей армии. С учётом тех, кто присоединился ещё в Туте, местное пополнение уверенно приближалось к полутысяче бойцов.

По ходу каждодневных процедур по приведению местных папуасов под руку Солнцеликой и Духами Хранимой приходилось постоянно общаться с ней непосредственно. Разговаривала Раминаганива со мной по-прежнему «через губу», благо губы у неё сочные, прямо «негритянские», как и у большинства туземцев. Впрочем, мало-помалу поведение юной претендентки на престол в отношении меня менялось в лучшую сторону. Чем это было вызвано, не знаю: может быть, повлияла безукоризненно выполненная моя часть работы по оформлению массовых клятв верности, может быть, венценосный ребёнок просто устал дуться на Сонаваралингу.

Ну а после того, как в последнем сражении я умудрился получить удар копьём в ногу, тэми вообще соизволила самолично явиться проведать состояние здоровья своего ручного колдуна. Это конечно, если говорить высокопарно, подобно папуасской «торжественной» речи. А на деле Рами просто примчалась к хижине, где я лежал, морщась от боли. И только выслушав мои заверения, что рана на самом деле не рана, а так себе, царапина, Солнцеликая и Духами Хранимая успокоилась и отбыла прочь, заниматься важными государственными делами.

* * *

Увы поговорить в спокойной обстановке и выяснить причину монаршего гнева так и не удалось. Слишком уж плотный рабочий график у нас был: если не очередной переход, то сражение, если не сражение — то общение с местными вождями и их подчинёнными, ответы на вопросы трудящихся и нетрудящихся, и, наконец, культурная программа, то есть произнесение всеми собравшимися дареоями под мою диктовку длинной, состоящей исключительно из оборотов «торжественного языка», клятвы. Если прибавить к этому необходимость расквартировать и прокормить, избежав возможных эксцессов, почти полторы тысячи взрослых мужиков, воспринимающих мир за пределами своей деревни как место, где можно грабить и насиловать, то времени вообще не оставалось.