Вражеский предводитель внимательно посмотрел на меня. Слишком внимательно. Сдаётся, имя Сонаваралинги уже успело получить некоторую известность. Причём вроде слава обо мне идёт не самая худая: по крайней мере, во взгляде неизвестного регоя не прибавилось ненависти после того, как он узнал, кто перед ним.
Наконец командир окружённой группы прекратил играть со мной в гляделки и принялся о чём-то негромко совещаться со своими воинами.
– Мы согласны сдаться, – сказал регой через несколько минут обсуждения со своими людьми. – Если ты поклянёшься сохранить мне и моим воинам жизнь. И позволишь проводить по Тропе духов нашего типулу, как полагается.
Типулу! Кровь прильнула мне в голову. Это же конец гражданской войне! Главный враг лежит мёртвый в десятке шагов!
– Хорошо, – ответил я. – Как тебя зовут, регой?
– Ванимуй. Мы люди Рохопотаки, правителя Хона и Вэя.
– Я, Сонаваралинга, клянусь сохранить жизни тебе, регой Ванимуй, и твоим воинам.
Моментально всё поменялось: только что предо мной стояли готовые биться на смерть люди, а теперь это были военнопленные – жалкие, надеющиеся на милость победителей.
– Оружие можете оставить при себе, – великодушно разрешил я, – если поклянётесь не применять его против моих людей.
Вражеский предводитель посмотрел на меня удивлённо, но ничего не сказал.
– Постойте, он, кажется, ещё живой! – крикнул я, заметив, что лежащий на земле воин с несколькими дорогими ожерельями тяжело дышит.
Впрочем, похоже, долго он не протянет: с пробитым лёгким и проникающими ранениями в живот долго в каменном веке не живут.
– Это не типулу-таки Кивамуй, – сообщил Ванимуй. – Это наш вождь Рохопотаки. Кивамуй вон тот, – указал он на труп рядом.
– А где знаки его высокого достоинства?
– Он снял их, когда стало ясно, что мы разгромлены, – пояснил хонец. – Чтобы меньше привлекать внимание врагов на пути к Мар-Хону.
Довольно неординарный шаг для туземца, в жизни которого всё мало-мальски важное связано с кучей всевозможных условностей, символов и ритуалов. Нужно либо очень перетрусить, либо, наоборот, обладать недюжинной смелостью и непапуасской широтой взглядов, чтобы снять с себя регалии верховного правителя всего Пеу, являющиеся чуть ли не частью его самого. Судя по тому, что доводилось слышать о нашем главном противнике, трусом он точно не являлся. Так что покойник был личностью явно не обычной.
– Вахаку, – подзываю я здоровяка-текокца. – Ты же знал Кивамуя?
Не то чтобы я не доверял словам сдавшихся хонских регоев, но проверить не мешало бы.
– Да, это он, – подтвердил мой «олени», внимательно рассмотрев лицо покойника.
– Теперь, когда типулу-таки мёртв, символы его власти и силы должны быть при нём, – сказал я. – А насчёт его тела… Нужно послать гонцов в Тенук. Пусть оттуда пришлют людей, которые займутся погребением.
Ванимуй и его люди пожали плечами в знак согласия. По мне, нечего париться с трупом бывшего типулу: закопать Братоубийцу – и все дела. Но у папуасов свои представления, как надлежит обращаться с покойниками, тем более с такими непростыми. Впрочем, это не моя забота: пришлют из столицы похоронную команду во главе с опытным шаманом, вот они и будут возиться с VIP-трупаком.
Поэтому сильно заморачиваться насчёт убитого вражеского предводителя я не стал. А его спутники надели на труп ожерелья и браслеты, сплели из веток носилки, куда и воздрузили высокопоставленного мертвеца. Мне, правда, пришлось ради успокоения всех присутствующих немного поколдовать, чтобы Кивамуй лежал спокойно, не вздумав вредить ни победителям, ни не уберёгшим его соратникам.
Пока хонцы готовили подставку-носилку, а я творил над покойным типулу-таки волжбу, отмучался и правитель Хона. Его регои решили забрать с собой, чтобы похоронить привычным туземцам образом дома, в Мар-Хоне. Мне, конечно, перспектива провести несколько дней на тропической жаре рядом с трупом не то чтобы понравилась, но решаю не устраивать разборок по такому пустяковому, в сущности, поводу.
Дела, связанные с трупом Кивамуя, заняли весь остаток дня. Так что к реке мы с «макаками» выбрались уже на закате, вместе присланными из Тенука «могильщиками» и руководящим им шаманом. По идее, с учётом папуасского способа обхождения с покойниками, называть данную публику нужно как-то иначе, но из русского на ум ничего не приходит, а местные используют жуткую громоздкую конструкцию из «торжественного языка» – со смертью не шутят.
На берегу к этому времени успел образоваться импровизированный лагерь победителей, куда стаскивались трофеи и сгонялись десятками, если не сотнями, пленные. Наше появление встречено было остальными несколько напряжённо: слухи о том, что Сонаваралинга не то убил, не то захватил в плен вражеского предводителя, каким-то непонятным образом распространились по всей армии, переправившейся через Алуме, и теперь народ ждал подробностей.
Не томлю долго публику и громко произношу: