Хрен знат 2

Гоняет милиция их, охломонов. Машины с радарами ездят по улицам, устраивают «охоту на лис». Ежели кого засекут, вынесут-конфискуют всё, что на их озлобленный взгляд, имеет отношение к радио. В газетах призывы печатают: мол, прекратите блокировать работу аэропорта! Самолеты теряют связь с наземными службами, запросто могут разбиться. Люди погибнут! Им хоть бы хны. Даже это не пробирает. Встретятся два организма на одной частоте, и ну лясы точить: какой у кого супергетеродин, или моща передатчика. Живут же поблизости, знают друг друга, зайди да поговори! Нет, надо чтоб все в городе слышали!

Прогулочным шагом я повернул за угол, прошёлся туда-сюда вдоль шеренги сараев. Невероятно, но факт: на ближнем к дороге фланге, первые пять (в том числе наш) будто бы вышли из-под рук одного каменщика. Не только размеры — расшивку не отличить. Даже полоска мха в нижнем ряду кирпича смотрелась единым для всех элементом декора.

В полном смятении я отступил. Двинул назад той же дорогой, щуря глаза под фарами встречных автомобилей. С другой стороны ещё хуже. Над кирпичным забором по всему периметру элеватора с вечера до утра не выключается свет.

Мысли были. Они изумлённо роились в моей черепной коробке и постепенно выстраивались в большой вопросительный знак. Это не то прошлое, в котором я в прошлый раз жил. Похожее, но не то. Или в него попал кто-то ещё, за несколько лет до меня. А как ещё это прикажете понимать?

В остальном всё складывалось удачно. Пёс не залаял, калитка не скрипнула, дверь на веранде не заперта. Там я разоблачился и, шлёпая босыми ступнями, прошествовал к остывшей постели.

— Где был? — спросонья спросила мать.

— В сортире, Китай бомбил.

И тут прокатило…

* * *

Дрыхнул без задних ног. Мог бы ещё, если б не мухи. Мало им места на потолке — морду мою подавай! Вот падлы! И в ухо лезут, и в нос. Рук не хватает отбиться.

Жизнь продолжается. Во дворе бабушка кормит курей. Верней, пробивается к «ихней» кормушке сквозь частокол тел. Распихивает ногами: «Да штоб вы повыздыхали!»

Дед наверное спит, отдыхает после дежурства. Мамка в школе. И мне пора впрягаться в обыденность. На столе накрытая кружка с взваром, вчерашний хлеб, кружевной носовой платок с завёрнутой в узел мелочью. Можно не пересчитывать: там рубль — тридцать шесть. Это на бидон молока, каравай белого хлеба и булку чёрного — для Мухтара.

А значит, пора в магазин. По дороге я всматривался в знакомый пейзаж, искал нестыковки. Даже Витьку Григорьева просканировал предвзято и пристально.

— Ты чё?

— Да ничё! Откуда фингал?

— С Петькой пацапался. Стырил газету с моей фотографией и утащил в сральник. Еле отбил. На, забирай своего «Кондуита», пока он его на листочки не распустил.

— Читал хоть?

— Не-а, когда?

Проводил он меня до железки и ушёл по своим делам, «прятать газеты на чердаке»: Петька туда не полезет, слишком «чижолый».

Вот жизнь! Папка у Витьки дяхан суровый, внешне похожий на коршуна. Участник войны, офицер, орденом награждён. Народный дружинник, входит в родительский комитет. А сыновья раздолбаи.

Да, трудный попался материал в лице Казии. Время может быть и другое, но он прежний. И как мне такого балбеса до ума довести?

Успеть бы!

Так за тяжёлыми думами и забыл, что нужно крутить головой. Вернулся из магазина, поставил покупки на стол — Акимовна идёт с островка, тяпку несёт. Тоже, смотрю, прежняя:

— Чи ты вчера полол? О, я гляжу, и хлеб успел принести? Вот вумница! Только из хаты ни-ни! Мама сказала, пусть ждёт.

И пошёл я на улицу. Время такое, что пока собирать камни. До тридцатого всего ничего. Сорок дней. Не боюсь, но держу в уме…

Больше всего булыжников насобирал в кюветах. Их туда, будто сама дорога выдавливает. Десяток нашёл около бака, где взрослые пацаны выплавляли свинчатки, и огораживали кострища камнями.

А дальше хоть плач! До Витькиной кладки дошёл — нет ни фига! Ну, там дорога в смоле, а вместо кювета речной обрыв. Кучка тоже, сначала росла, потом как заклинило. Сколько булыг не клади, всё, падла, в одной поре!

Дед вышел, почесал пузо:

— Пожалуй, что хватит! Я там вчера извёстку в ведре развёл. Палкой взболтай, через марлечку процеди. На квартиру возьмёшь.

Бабушка:

— Щётки я дам.

— Да погоди ты со щётками! Краска в сарае. Отвёртку с собой захвати. Это тебе банку открыть, и мало ли на что пригодится…

Хотел я ему сказать, чтобы дал немного олифы. В прошлый раз не хватало краски, где-то на метр до порога. Всё, что оставалось на донышке, я тогда растительным маслом развёл. Сохло не меньше месяца. И главное, место самое ходовое, за дверью на кухню. Мы с мамкой туда проникали по принесенной из дома дощечке. Ох, как трудовик смеялся, когда я ему на это пожаловался!

Не сказал. И правильно сделал. А то б сорвалось что-нибудь с языка.

Вообще-то перед ремонтом нужно объект осмотреть, составить примерную смету, но дед рассудил так:

— Будет что лишнее, назад привезёшь. Ноги у тебя есть. Что в той квартире? — побелил да покрасил.