Как метко заметил Николай Константинович Байбаков, «Не верьте безответственному трёпу о том, что курс доллара, а с ним и цены на всё остальное зависят от колебаний цены на бочку нефти. Всё это выдумка рвачей, хапуг и мошенников. Вот она перед вами, старая нефтяная вышка. Полвека качает, не требуя дополнительно никаких серьёзных затрат. И турбины „Днепрогэса“ как крутились, так и будут крутиться, обеспечивая энергией пространства страны. И поезда — как возили эшелоны нефти, леса, хлеба, так и возят по железным дорогам, уложенным ещё до нас. Совершенно ясно, кому выгодно мутить сознание людей выдумками, что баррель нефти на рынке вчера стоил восемь долларов, сегодня — уже шестьдесят, а завтра из-за того-де, что кто-то что-то сказал, его цена опустится до сорока. Всё это мошенничество, которое, к сожелению, безропотно сносят люди. У тех кровососов, что таким образом выворачивают карманы рабочего человека, это зовётся делать деньги из воздуха. Поражающая циничность! Ведь всем известно, что стоимость того или иного товара определяет не алчность барыги или клана барыг, а общественно необходимые затраты на его производство и доставку до потребителя. А устанавливаемые ими монопольные цены — есть вымогательство и паразитизм!»
Не нравятся мне эти проводы. Потому и мысли такие мрачные. Весь день ухайдакали на какую-то левую тётку, что вполне может оказаться женой человека, подписавшего приговор нашей стране. Только о том подумал, чуть велик на меня не упал. Слишком косо наехал не рельс, в сторону его повело. Дед сзади шёл, подхватил за багажник и ну, на меня наезжать: что, мол, ворон ловишь? Видно, и у него всё идёт не по плану, и вообще, настроение тоже не айс.
Чуть погодя, я спросил, верней, произнёс в пространство, чтоб обозначить своё «фэ»:
— Ну, оставила мамке квартиру. Ни всё ли равно, кому?
Хотелось добавить ещё что-нибудь едкое, но дед уже понял, к чему я клоню и перебил:
— Да хоть бы кому-то другому. Это подруга твоей матери. Кто ей поможет, если не мы?
Действительно, думаю, чего это я взъелся на тётку? Она же ещё ни одной картины их Эрмитажа немцам не подарила. Да и вряд ли теперь подарит. Не то бытие. Кстати, ещё не факт, что это та самая Раиса Максимовна. Мало ли на земле Горбачёвых?
Предмет нашего обсуждения стояла меж тем в дальнем конце перрона, возле автомобильного спуска, где всегда останавливется почтовый вагон. Кроме складских работников, там не было никого.
Я её первым заметил и узнал по улыбке. Она у неё яркая. Обнажает верхние зубы до самых дёсен. А всё остальное слишком обыденно. Особенно для жены человека, ездившего из Краснодара в Лабинск на служебном автомобиле. Причёска «сам себе куафёр» — волосы крупно завиты на бигудях и зачёсаны строго назад. Брови вразлёт. Азиатский прищур симметрично расставленных глаз с морщинками у висков. Летнее платьице ниже колен с рисунком в голубой ромб, дамская сумочка на плече, да чемоданчик — «балетка» у ног.
Пока мамка суетливо осматривалась, дед проследил за моим взглядом и громко сказал:
— Да вон же она!
Я так удивился! Откуда он, думаю, знает Раю в лицо? Не сразу и вспомнил, что дед без меня целый день в школе работал. Наверно пересекались.
— Где⁈ Боже ж ты мой! — и мамка туда, с букетом наперевес.
Обнялись наши подруги, будто полвека не виделись. Брыжжут эмоциями. Главное отличие женщин любого возраста от остального человечества — умение находить эмоции там, где их, в принципе, быть не должно. От печали до радости несколько фраз. Наконец, перешли к сути. И первый вопрос:
— Где Зина?
— За билетом ушла. Хочется ей проводить меня до Курганной, я отговариваю — она ни в какую…
Короче, стою, упираюсь, удерживаю велосипед за раму и руль. Такая неприятная ситуация, когда понимаешь что ты здесь лишний, а не уйти. Что-то такое у взрослых на языке — при мне не сказать. И ходят вокруг да около:
— Мы тут тебе в дорогу насобирали…
— Ой, да зачем?
А дед всё с узлом возится. Затянуло его, когда колесо в сторону повело.
Всё, в общем, всё как-то скомкано получилось. Надо было чуть раньше из дома выйти. Ещё до того как подошёл поезд, дорожники нас попросили с настоянных мест и принялись открывать железные двери склада. Отодвинулись дальше — машина «Почта» пришла, а мы ей проехать мешаем. Взяли ещё правей — какой-то обходчик из новеньких губищу свою оттопырил: «Вам что, мол, перрона мало?» А я, блин, с велосипедом — куда нафиг в ту толчею?
Дед посмотрел на это мероприятие:
— Езжай-ка ты, Сашка, домой. Управимся без тебя.
Как булыжник с души снял. Подошёл я к виновнице торжества, голову по-гусарски склонил:
— До свидания, — говорю, — Раиса Максимовна! Пусть у вас в жизни будет всё хорошо! (А сам себе думаю: если что-нибудь про ниточку скажет, значит точно та самая мымра, которую ненавидели все граждане СССР).
А она в ответ ровно то, что все взрослые говорят людям в моём возрасте:
— Спасибо за пожелания, Саша! Учись и слушайся маму. Она у тебя хорошая. — И улыбка во всю верхнюю челюсть.