Что я помню о той экскурсии? Где-то были, на что-то смотрели, кого-то вежливо слушали. Время как мельница. Всё, что не спрячет в себе человеческая душа, оно постепенно отсортирует по степени важности, чтобы с годами перетереть в серую однообразную массу.
Кругляш оказался юбилейным рублём. Он лёг на ладонь кверху гербом, разбившим на СС и СР имя моей страны. Ниже буквенный номинал, а на обороте рельефное изображение памятника солдату-освободителю из берлинского Трептов — парка.
Я спрятал монету в карман и шагнул с придорожной насыпи на разноцветный луг. Нашёл, а как будто бы потерял. В душе вместо радости застарелая фантомная боль. Рву я, короче, цветы, а она, эта боль, с каждой минутой сильней. Такого обнаженного чувства я не испытывал даже у кремлевской стены, в месте, где захоронена урна с прахом Гагарина. Если так дальше пойдёт, скоро опять стану максималистом.
Стоять, — себе думаю. — Человек ещё жив и здоров. По-моему рановато ты начал его отпевать! Если всё в этом мире немножко не так, может быть, и в его судьбе уже начались или начнутся какие-то изменения? Будет, к примеру, играть в хоккей, травму получит, от полётов освободят. История — хрупкая штука. Как писал Самуил Яковлевич Маршак, «враг вступает в город, пленных не щадя, оттого, что в кузнице не было гвоздя». Вот бы мне посчастливилось найти этот гвоздь! Было бы…
Что? —осадил я себя. — Что «было бы», старый дурак⁈ Кто в трезвом уме отпустит тебя одного дальше Натырбова? Письмо написать, «на Москву Гагарину»? Типа того что я, засланец из будущего, вангую вашу судьбу? Так ему эти письма от нормальных и ненормальных людей приносят мешками. Жизни не хватит, чтобы все прочитать.
Материл я себя, короче, пока не набрал полную жменю маков. Надо ехать домой, а как? У нас любая дорога той же дороге рознь. «Туда» это значит, стоять на педалях, а передвигаться со скоростью пешехода. «Обратно» — катиться под горку с таким ураганом в ушах, что от букета только метёлка останется. Нет, зря я из дома ни мешка, ни сумки не прихватил. Пошарил у края посадки, ничего путного не нашёл. Хоть бы дерюга какая-нибудь завалялась! Снял я тогда штаны и рубашку, завернул в них своё сокровище, закрепил на багажнике — и айда! Только успевай подтормаживать!
Не успел оглянуться, махом домчался до поворота в аэропорт. Давно я здесь не был, совсем позабыл, что он в этом времени такой же, как был. С рестораном, буфетом, билетными кассами и двумя ежедневными рейсами на Краснодар. Стал вспоминать, сколько стоит билет на кукурузник и споткнулся на слове «рубль». Чуть с велика не навернулся: я ж его, блин, оставил в кармане! Купил конверт, называется.
Вот откуда в моей голове взялась эта левая мысль? Из какой извилины вылезла⁈ Думал-то не о том!
Пока притормаживал, она, эта мысль такое за собой потянула, что куда там тому Эйнштейну! Во голова! Ну, как не благодарить свой немощный старческий разум? Это ж пока я ползал по склону и обливался слезами, он холодно, без эмоций, просчитывал варианты и отыскал-таки самый простой и надёжный. Это письмо. Только нужно его отсылать не в Москву, а по адресу: Гжатск, городская больница, старшей медицинской сестре Гагариной… Блин, а имя-то я забыл! Столько лет не заглядывал в свою настольную книгу! По-моему, Зинаида. Ладно, не суть важно, вернусь домой, уточню. Старшая она медсестра или ещё нет, это мне не известно. Но лучше добавить лишнее слово. Если фамилию отодвинуть как можно дальше, тогда стопудово дойдёт. Почерк-то у меня взрослый, будут искать, хрен докопаются. Главное, не оставлятьотпечатков пальцев и чтобы никто из родных об этом письме не узнал. Мало ли что? Слишком много вопросов оставила после себя смерть первого космонавта.
Рубль лежал на моих трикотажных штанах под букетом цветов. Настроение поднялось на порядок, но опять рухнуло вниз. Я нашёл в своём плане досадную неувязку. Если Гагарин к этому времени успел настрогать двух дочерей, его старшей сестре сейчас около сорока. Она давно уже замужем, носит другую фамилию. Впрочем, Гжатск — городишко меньше чем наш. Гагрины на виду, и о них знают всё.
Почему я был твёрдо уверен, что послание найдёт адресата? В традиции было тогда написание благодарственных писем накануне знаменательных дат. Они не терялись. Человеческое спасибо всегда попадало на страницы газет. Кстати, вчера в нашей «брехаловке»…
— Стоять! — осадил я себя. — Брехаловкой она станет после того, как ты начнёшь в ней работать. А сейчас это газета, которую редактирует тот самый Иван Кириллович, что будет учить тебя дурака, писать репортажи.