У людей старшего поколения было много смешных табу: не ставить на огонь чайник с кипячёной водой, не сажать гостя на угол стола, не спать на закате солнца. Теперь вот, ещё это!
— Бабушка, — возмутился я, выплюнув леденец, — как можно проесть ум⁈ Кто тебе такое сказал?
— Учитель сказал! — отрапортовала она с таким выражением на лице, как будто скрутила мне дулю. — Я ведь тоже когда-то в школу ходила.
Ни фига себе! Такую ерунду помнит, а читать и писать так и не научилась!
Наверное, эти мысли отпечатались на моём лбу. Чтоб добиться моей безоговорочной капитуляции, бабушка прочла наизусть:
«Дедушка, голубчик, сделай мне свисток».
«Дедушка, найди мне беленький грибок».
«Ты хотел мне нынче сказку рассказать».
«Посулил ты белку, дедушка, поймать».
— Ладно, ладно, детки, дайте только срок,
Будет вам и белка, будет и свисток!
Последнюю строчку я слышал тысячи раз. Думал всегда что это народная поговорка, а оказалось — стишок из дореволюционной школьной программы. И так меня это удивило, что попросил:
— Бабушка, я не запомнил. Ещё разок прочитай!
— Некогда, — сказала она. — К поезду опоздаем. Дед Иван уже бричку выводит. И нам пора собираться. Сходи, шею помой, а я тебе костюм да рубашку поглажу.
— Жарко в костюме! — заранее запротестовал я.
— Не сахарный, не растаешь! — отрезала бабушка. — На люди едешь. Будешь там, как той чуня…
Что это мы так рано? — Думал я, плескаясь под рукомойником. — До Курганной час на автобусе со всеми стоянками на маршруте. Поезд в пятнадцать сорок, а еще не и восьми? Потом сопоставил скорость нашей рабочей лошадки с расстоянием в тридцать кэмэ. Получалось, что можем и не успеть.
Учитель учителю рознь, но в целом человек уважаемый. Перед
ним даже старики первыми снимают картуз. Но не только поэтому нам помогали собраться в дорогу соседи из окрестных дворов. Так было принято. Бабушка Паша принесла букет георгин, Екатерина Пимовна напекла пирожков, а дядька Ванька Погребняков передал через старшего сына старое сиденье от ГАЗа. Потёртое, латаное, но зато на пружинах. Хоть будет не так трясти.
Перед тем как присесть на дорожку, сходил я в сарай, вынес на улицу стеклянную банку с маками. Начал было букет составлять, но дед отсоветовал.
— Оставь в тенёчке на верстаке. Квёлые они. Не довезёшь. Вот вернёмся домой с Серёжей и мамой, тогда и отдашь.
— Ты, кстати, братику своему подарок какой приготовил? — интересуется бабушка Паша.
— Помолчали, — командует дед. — Ну, с богом!
— Счастливый путь!
Лыска кобыла неторопливая. Подгоняй её, не подгоняй, идёт в одном темпе. Она перескакивает на рысь, когда бричка катится с горки и толкает её вперёд. Иначе никак. Суббота, на улицах людно. Мы в чистых одеждах на конной тяге. По тем временам обычное дело. Не «Москвич» конечно, не «Запорожец», но вполне себе транспорт. Даже свадебные процессии выглядели тогда ненамного богаче.
Где-то на будущий год, играли мы в чашечки напротив двора дяди Коли Митрохина. У нас с атаманом «цоки», встали на линию плёси свои перебрасывать. А брат его младшенький Сасик, тот всё просадил, сидит себе, отдыхает. Тут из проулка, что по соседству, выруливает кортеж. Первым номером ЗИС со стоячими фарами и опущенным правым бортом. Кузов украшен коврами, россыпями цветов и снопами пшеницы. А в кузове Толик Корытько с невестой.
Он в черном костюме при галстуке, а она в белом вышитом платье, на голове венок, разноцветные ленты стелятся по ветру. Красивая, спасу нет! Стоят они, что-то черпают из общей глубокой миски и швыряют по сторонам. Мы с Сашкой раззявили рты, а Валерка — тот чуть меня с ног не сшиб. Мечется в разные стороны и медяки с серебрушками в жменю гребёт. Кинулся я потом, да за ним разве поспеешь? Зато ничего интересного не пропустил. Там после ЗИСа двуколка ещё была. Свидетели в ней сидели. А сразу за ними три брички, примерно такие как наша, только на мягком ходу. Народу битком, весёлые, все орут, а дядя Петя мотоциклист на гармошке
наяривает: «Ой, рано ранО, ранёшенько ранО…»
К тому времени от старинных народных традиций сохранилась только внешняя атрибутика. Люди начали забывать очерёдность и суть обрядовых песен. Где свадьба, где сватовство, где смотрины? — уже в этом плане не отличить. Но хоть что-то ещё помнили. И то ладно.
Валерка тогда двадцать восемь копеек насобирал, а я пятачок. Нашёл ещё, правда, двушку, но это уже потом, месяца через два. Она «рубо» заехала под скамейку и застряла между камней. Бросил в копилку.
Дорог на Курганинск много. Между рекой и железной дорогой равнина нарезана на поля, к каждому из которых ведёт своя колея, чтобы водовоз на лошадке легко поспевал туда, где люди маются от жары. Автобусы здесь не ходят. Незнающий человек может и заплутать.
— А за той вон посадкой, Редькина Машка дочечку родила…
По неспешной беседе, сотканной из обрывков воспоминаний о судьбах людских, я понял, что и эта земля для моих стариков своя до квадратного метра. Пока они живы, её не измерить деньгами, не разобрать на паи.