Христа распинают вновь

— Сегодня у нас много работы, — сказал Манольос и встал с камня. — Мы вызвали человек двадцать наших товарищей, работающих батраками. Они пойдут собирать урожай с виноградников, которые ты подарил общине, дай бог тебе добра! Много душ ты спас, Михелис.

— Я ничуть не пострадал, отдав то, что имел. Поэтому-то я и думаю, что не сделал ничего для спасения своей души, Манольос! Только жертва имеет цену, а я ничем не пожертвовал. Гораздо большую жертву принес Яннакос, отдав своего ослика.

Манольос словно взвешивал в уме слова своего друга.

— Я думаю, ты прав, Михелис, — сказал он через минуту.

Человек десять мужчин и столько же женщин, радостно переговариваясь, уже подошли к пещере. Увидев Михелиса, они подбежали к нему пожать руку.

— Ты сделал нас снова хозяевами, — говорили они ему, — бог да освятит кости твоего отца!

На секунду перед его глазами промелькнуло доброе, откормленное лицо отца, его полные слез, жалобно глядевшие глаза, его перекошенные, еле двигавшиеся губы, будто желавшие ему сказать: «За что ты убил меня, за что?» — но старик пожалел сына и не сказал ничего.

— Я это сделал ради спасения его души, — прошептал Михелис, склонив голову. — Ради спасения его души, пусть господь бог ее успокоит…

Поколебался немного и добавил:

— Это и было его последним завещанием. Он просил меня раздать его состояние бедным…

Манольос обернулся, посмотрел на своего друга, подошел и пожал ему руку, но тот лишь печально покачал головой и отвернулся, чтобы скрыть охвативший его ужас.

Тогда вышел вперед отец Фотис.

— Дети мои, — сказал он, — перекреститесь и идите, с божьего благословения, собирать урожай с наших виноградников. Манольос пойдет впереди вас. Теперь, дети мои, у нас появились свои земли, мы пустим в них корни; то, что было мечтой, начинает осуществляться и становится явью. Теперь есть у нас и поля и деревья, и все вместе мы будем обрабатывать их и радоваться их плодам. Все вместе! Не будет у нас богатых и бедных; мы все будем одной дружной семьей! Даст бог, мы покажем, как должны жить между собой люди и как справедливость может воцариться на земле. С благословения бога и богоматери, в добрый час! А ты, Манольос, иди с ними, иди впереди. Ты знаешь, где находятся виноградники. Мы же с Михелисом пойдем в Большое Село официально оформить документы, чтобы наша община стала хозяином всего состояния почившего архонта Патриархеаса.

Все перекрестились, Манольос вышел вперед, и они двинулись в путь. Шли радостно, пели песни о сборе винограда, и никто не подозревал о том, что их ожидает в Ликовриси.

Возвратясь с Саракины, Панайотарос сразу же побежал искать попа Григориса.

— Завтра они придут собирать виноград, принимай меры!

Поп Григорис, который в это время сидел за столом и ел, бросил вилку.

— Я не позволю им войти в село! — закричал он. — Они не будут собирать виноград, нет! Я им не позволю поселиться в моем селе. Иду к аге!

Он надел праздничную рясу и тяжелый серебряный крест, взял длинный посох с ручкой из слоновой кости и медленным, торжественным шагом направился к дому аги.

Ага уже поел и теперь пил кофе. Возле него Ибрагимчик курил сигарету, сидя спиной к аге. Очевидно, они снова поссорились, и несчастный ага пил кофе с такой гримасой, будто это было лекарство. В дверях показался поп Григорис, приложил руку к сердцу и поклонился.

— Доброго здоровья, дорогой ага.

Но тому было лень повернуть голову.

— Я по голосу узнаю, что это ты, поп, — сказал он равнодушно. — Какие новые неприятности ты мне несешь? Подойди сюда, чтоб я мог тебя видеть. Садись за стол!

Он хлопнул в ладоши, пошла старуха горбунья.

— Чашку кофе уважаемому гостю, — приказал он.

Потом обратился к попу:

— Говори!

— Дорогой ага, — начал тот, — твоей милости хорошо известно, что мир висит на волоске. Если этот волосок порвется, мир упадет вниз и разобьется вдребезги.

— Это знает каждый дурак, — сказал ага раздраженно, — дальше!

— Некто хочет перерезать этот волосок, ага.

Ага заволновался, схватил свой ятаган и вскочил, готовый убить этого «некто».

— Кто он? — закричал ага. — Я отрублю ему голову! Да, клянусь Мохаммедом! Говори поп, кто он, и тогда увидишь, что я сделаю с ним!

— Московит! — ответил поп.

Ага остолбенел. Что ж, теперь надо бежать из Ликовриси? Оставить Ибрагимчика и все свои дела? Бежать к шайтану, на край света, чтобы найти среди снегов московита и зарезать его?

— Но ведь этот проклятый далеко, — сказал ага и отложил ятаган. — Далеко! Куда же я пойду? Не притворяйся дурачком, поп. Успокойся, вот тебе мой совет. Я сделаю то же. Так и проживем, а когда кончится жизнь, будем наслаждаться на том свете.

— Да нет, не надо покидать Ликовриси, дорогой ага! Московит послал своего человека в наше село. Здесь, в Ликовриси, он и хочет перерезать этот волосок! Я исполнил свой долг сегодня в церкви, пусть это сделает теперь твоя милость.

— О чем-то мне бубнила горбунья, да я не понял.

— Я отлучил от церкви Манольоса — московита! Я изгнал его из стада Христова!