Христа распинают вновь

Однако эти слова не мешали Никольосу отлично чувствовать себя в объятиях Леньо, когда она приходила к нему на гору. В такие минуты он уже никуда не стремился. Леньо вполне устраивала его.

Молоко кипело, а Манольос сидел у печки и при свете огня перелистывал и изучал свое маленькое евангелие… Другой радости у него не было. Часто он не мог объяснить себе значения отдельных слов, но сердцем понимал все, и самые главные мысли из евангелия освежали его, как холодная ключевая вода, и придавали ему уверенность в своих силах.

Как будто крылья выросли — так легко стало у него на душе! Словно впервые встретился он с Христом, словно впервые услышал его голос! В первый раз он увидел, что Христос смотрит на него и говорит ему тихо, призывно: «Следуй за мной!» И Манольос, недавно познавший счастье, молча шел за Христом то по свежей траве Галилеи, то по песчаным берегам Генисаретского озера, то по острым камням Иудеи… А вечером он ложился под оливковым деревом и смотрел сквозь его серебристые листья, как мигают звезды, как голубеет ночное небо, чувствовал, как прозрачен и легок воздух, как хорошо пахнет земля!

Позавчера он вместе с Христом ходил на чью-то свадьбу в небольшое соседнее село Кану. Христос вошел в дом, словно жених, и все обрадовались, когда увидели его, все зарделись, как невесты. Поклонились невеста и жених, приглашенные расселись за столами и начали есть и пить. Христос поднял стакан, поздравил молодоженов, сказал несколько очень простых слов, но молодожены почувствовали, что их свадьба — святое таинство, что женщина и мужчина — это два столпа, которые поддерживают землю и не дают ей упасть… Пир был в разгаре, когда вдруг кончилось вино. Богоматерь повернулась к своему сыну и сказала: «Сын мой, вино кончилось…» Проснулись силы, дремавшие в Христовой груди; в первый раз он собирался протянуть руку, повелевая природе изменить свою сущность. Как орленок, робко расправляющий сильные крылья в первом своем полете, медленно поднялся Христос, вышел во двор, наклонился над шестью ямами с водой… И озарил их Христов лик, и, окруженная его сиянием, вода превратилась в вино… Христос повернул голову к Манольосу, который вышел за ним во двор, и улыбнулся ему…

В другой раз, вспомнил Манольос, было очень жарко, тысячи людей собрались на берегах озера, а Христос вошел в лодку. Манольос тоже вошел вместе с ним, впитывая всей душой его добрые слова, подобные зернам пшеницы… Сеятель вышел сеять свое зерно… И чувствовал Манольос, что в сердце его, как в плодородной почве, прорастают брошенные в нее зерна, появляются первые всходы, превращаются в зрелые колосья, а колосья — в огромный хлебный каравай с глубоко вырезанным на нем большим крестом.

А как-то раз шли они спелой нивой. Был полдень, им захотелось есть, и Христос протянул руку, сорвал колос. То же сделал и один из учеников, а за ним и Манольос. И все остальные стали рвать колосья и есть их. Как сладка была эта зеленая пшеница, полная молока, как насыщались его тело и душа! И над ними щебетали ласточки, и тоже летели за Христом, как ученики, чьи ноги были обвиты скромными полевыми цветами. Так и шли они и были богаче, чем сам царь Соломон.

Однажды какой-то фарисей пригласил их к себе домой. Манольос остановился у порога и стал смотреть. С каким презрительным снисхождением принял фарисей Христа в своем господском доме! Он не обмыл ему ног, не умастил благовониями его волос, не дал ему целования… И вот в то время, когда они молча ели, в воздухе вдруг заблагоухало, и в комнату вошла какая-то женщина с обнаженной грудью, с золотистыми волосами. В руках она держала алебастровый сосуд с драгоценным маслом. Манольос вздрогнул, увидев ее… Кто эта женщина? Где-то он уже видел ее, но не помнит, где? А женщина, опустившись на колени перед Христом, разбила сосуд с миррой, вылила его на святые ноги, а потом распустила свои волосы и, плача, вытерла ими ноги Христа… И Христос наклонился, возложил руку на ее белокурую голову и сказал мягким голосом: «Прощаю тебе, сестра моя, все грехи твои, потому что ты горячо полюбила…»

Манольос закрыл маленькое евангелие, радость переполнила его сердце. Он посмотрел вокруг себя: огонь еще весело горел, но в лачуге уже стало темно. Никольос ходил взад и вперед и, тихо напевая, готовил ужин.

Сердце Манольоса было полно нежности и счастья; он больше не мог таить его в себе, он жаждал им поделиться с людьми. Страстное желание зародилось в его душе: ему захотелось встать и проповедовать слово божие камням, овцам, людям.

— Эй, Никольос, — крикнул он, — оставь ужин, сядь около меня. Хочу, чтоб ты услышал слово божие, чтоб и ты стал человеком, а то ведь ты совсем дикарь.

Пастушонок повернул голову, взглянул на Манольоса и засмеялся.

— Да не хочу я, Манольос, оставь меня, мне и так хорошо… Или, может быть, ты хочешь, чтобы у меня испортилось настроение?

— Я тебе почитаю евангелие, ты должен понять его сладость…

— Почитаешь, когда я захвораю. Мне и так хорошо… Я накрыл на стол, давай ужинать.