Христианами не рождаются

   Вслед за тем она отошла в сторонку и принялась заговорщически шушукаться с соседками. В считанные минуты по храму пронеслась молва, что из Двинска к ним приехал самый главный тамошний монах… В итоге, когда отец Михаил вышел из алтаря, намереваясь исповедать своих духовных чад, к нему на исповедь подошли лишь две-три старухи, у которых, судя по всему, просто не было сил выстоять длинную очередь, выстроившуюся к аналою, за которым стоял отец Гермоген…

***

    …Отец Михаил всегда считал себя уравновешенным человеком. Однако сейчас, наблюдая с левого клироса, как архимандрит Гермоген исповедует его прихожан, он был вне себя от ярости. И угораздило же его пригласить к себе в гости этого проворовавшегося архимандрита! Пожалел, называется, старого приятеля! А его прихожане! С какой легкостью они переметнулись от своего пастыря к чужаку, которого увидели первый раз в жизни!  Вот уж воистину: не делай добра, не получишь зла! Что ж, впредь ему будет наука…

   В этот миг взгляд отца Михаила случайно упал на тарелочку для пожертвований, стоявшую на аналое отца Гермогена по соседству с Крестом и Евангелием. Она была полна денег. Причем не мелочи, которую обычно жертвовали ему, а весьма крупных купюр. Вид этих денег изменил ход мыслей настоятеля. В самом деле, нет худа без добра. Если уж он пригласил к себе отца Гермогена, то отчего бы не использовать его появление в Ершовке с выгодой для храма? Коль скоро ему и дальше станут жертвовать такие крупные суммы, то со временем в Троицкой церкви можно будет сделать капитальный ремонт. Ведь с момента ее постройки она еще ни разу не ремонтировалась. А между прочим, ей уже почти двести лет… Вдобавок, неплохо было бы прикупить кое-что из церковной утвари. Старые разномастные и расхлябанные подсвечники уже никуда не годятся. А в придачу к ним стоило бы приобрести новые паникадило и канунник⁸. Заодно же - и бак для святой воды. Такой, какой он видел в соборе в последний свой приезд в Двинск: большой, из нержавеющей стали, отполированной до зеркального блеска, с золоченым крестом на крышке и церковнославянской надписью на боку: «Святая вода». По сравнению с этим заводским баком их вечно протекающий цинковый бачок, сработанный во оны времена местным народным умельцем, смотрится сущим убожеством. Но прежде всего нужно заменить облачения. Ведь, как-никак, он протоиерей, настоятель. И потому должен выглядеть соответственно своему сану. Как говорится, встречают-привечают не по уму - по одежке…

   Только не напрасно ли он размечтался? Вряд ли духовные чада отца Гермогена смогут приезжать сюда слишком часто. И жертвовать так же щедро, как сегодня. Хотя, право слово, об этом стоит пожалеть…

***

     Однако отец Михаил ошибся. На другое утро он узрел возле Троицкой церкви уже целый автопарк. Причем среди легковушек с городскими номерами стоял даже вместительный «Икарус»… Как видно, в Ершовку слеталось все больше духовных чад отца Гермогена. Оставалось лишь решить, как можно это использовать с выгодой для Троицкого храма.

   Конечно, отец Михаил помнил – архимандрит Гермоген находится под запретом. И все-таки (исключительно ради благого дела заботы о храме) он положился «на русский авось». Обошлось же все после вчерашней Литургии… А раз обошлось, так и еще раз обойдется. Бог не выдаст, свинья не съест.

   Решение пришло быстро и было простым до гениальности и гениальным до простоты.

  -Вот что, брат. – заявил отец Михаил архимандриту Гермогену. – Сегодня проповедь читаешь ты. Скажи им что-нибудь такое…мол, рука дающего не оскудеет, а рука берущего да не отсохнет. Ты ведь у нас по этой части мастак.

   Архимандрит Гермоген поднял глаза на своего семинарского товарища, пристально вгляделся в его лицо и понимающе усмехнулся…

***

   Отец Гермоген издавна слыл выдающимся проповедником. Он стяжал эту славу еще с тех времен, когда, будучи совсем юным иеромонахом, произнес свою первую проповедь, умилившую епископа Иоанникия. После чего престарелый архипастырь, прослезившись, нарек его «нашим юным златоустом». С тех самых пор за велеречивым священноиноком и укрепилось прозвание «златоуст», чем он несказанно гордился.

  В некотором роде отец Гермоген и впрямь был златоустом. Проповеди он говорил пространно и витиевато, порой исторгая у своих слушателей, а наипаче слушательниц, слезы умиления. Правда, те, кто с замиранием сердца внимал красноглаголивому витии, ловя каждое его слово и слагая его в сокровищнице своего сердца, аки многоценный бисер, потом не могли вспомнить, о чем именно он вещал. Однако смиренно объясняли это собственными невежеством и греховностью, не дающими им постичь тех высоких духовных истин, о коих глаголет отец Гермоген. После чего начинали еще громче и усерднее восхвалять его красноречие.