Христианская традиция. История развития вероучения. Том 2. Дух восточного христианства (600-1700)

Учение основывалось на этом славословии, которое, в свою очередь, согласовывалось с этим истинным учением, ибо "как слово Евангелия" распространилось по всей земле, так распространилось и "должное славословие и поклонение" [1353]. Церковь является святой, апостольской и православной, если она "в послушании приемлет все божественные предметы и с верою и несомненно пред ними благоговеет, их чтит и им поклоняется" [1354]. Связь между "восхвалением и исповеданием" Феодор Студит усматривает в почитании святого креста, который является смысловым средоточием того и другого [1355]. Памятование о Христе, совершаемое "в каждом обряде" богослужения, просвещало ум, так как, участвуя в ангельском песнопении при рождестве Христа [1356], Церковь получает возможность "созерцать невыразимое" и постигать непостижимое [1357]. То, что в евхаристии совершается Церковью "в воспоминание" о Христе [1358], одновременно представляет собой "в полноте явленное знание", "участие в божественных тайнах" и послушание "заповеданному божественным преданием" [1359].

Божественное предание нашло свое самобытное выражение в творениях Иоанна Дамаскина. В его "Источнике знания" собраны философские предпосылки, изложено полемическое историческое развитие и дано православное выражение самобытных восточных религиозных догматов. "Подобно пчеле, — пишет он, — я должен собрать все сообразующееся с истиною, отыскивая помощь даже в сочинениях наших врагов… Я предлагаю вам не мои заключения, но трудолюбиво добытые известнейшими богословами, тогда как я лишь собрал их и, насколько это возможно, свел в одну книгу" [1360]. Прибегая к помощи философии и основываясь на предании, он сводит воедино результаты христологических споров, восточный взгляд на ангелов, святых и иконы, а также решение этических и практических проблем. Его труды стали классическим изложением восточной догматики, и вплоть до Реформации их влияние сказывалось на почти всех известных богословах Востока и Запада, хотя, правда, отмечалось, что "на Западе влияние Дамаскина, вероятно, было больше, чем на Востоке, в силу одного обстоятельства, которое, конечно, в каком-то смысле было случайным, и которой заключалось в том, что его "Изложение", переведенное сравнительно рано, стало одним из тех немногих мостов, благодаря которым схоластика получила доступ к литературному наследию греческих отцов" [1361]. Особое значение имело то, каким образом это изложение (вместе с другими, которые за ним последовали) соотносило икону и воплощение, поклонение и догмат, благочестие и богословие.

Основываясь на предании, литругическое богословие находится в неразрывной связи с вероучительными положениями и обычаями православного прошлого. Обычай коленопреклонения утверждается, например, потому, что он унаследован "от отцов" [1362]. Верность отцам и их преданию предполагала проведение различия между тем, что имело "подтверждение в догматической формуле", и тем, что представляло собой лишь "воззрение, пусть даже изложенное святым", хотя и оно, конечно, имело некоторую силу, так как было унаследовано из того же предания [1363]. Кроме того, было важно отличать формулы, изложенные специальным языком богословия, от верований простых людей, хотя это различие касалось не столько содержания, сколько формы [1364]. Писание, служившее оружием против еретиков, было основой народного благочестия, что видно на примере матери Феодора, которая, выполняя дела по хозяйству, заучивала наизусть и читала псалмы "божественного Давида" [1365]. Место, где воедино сходились научная экзегеза Писания и его благочестивое чтение, специальный догматический словарь человека сведущего и безыскусное утверждение простеца, представляло собой литургийную "мелодию богословия". Любое вероучительное положение православного символа веры являлось литургическим, так как символ читался на литургии. Тем не менее некоторые из них были литургическими в особом смысле этого слова, потому что в богослужении они выражались полнее, чем в догмате. Даже после того как какие-то из них соборное определение, в конечном счете, признавало православными, они как тогда, так и в каком-то смысле в дальнейшем, в принципе, всегда принадлежали не столько сфере догматической, сколько литургической.