Христианская традиция. История развития вероучения. Том 2. Дух восточного христианства (600-1700)

Другим учением, имевшим принципиальную связь с литургией, было учение о Деве Марии. Догмат, конечно, тоже говорил о ней, именуя Богородицей ("Феотокос") [1383], однако даже эта догматическая формула брала свое начало в практическом благочестии и литургии, которая по-прежнему оставалась источником различных идей и именований [1384], поскольку "одним из основных стремлений византийский литургистов было стремление привнести имя Марии и обращенные к ней славословия почти во все древнее литургическое сокровище" [1385]. Литургия Василия Великого говорит о "заступничестве пресвятой Богородицы" [1386], и та же фраза содержится и в Литургии Златоуста [1387]. Далее она именуется как "пресвятая, пречистая, преблагословенная славная владычица наша Богородица и приснодева Мария" [1388]. Дальнейшее развитие славословия Марии получило у византийских гимнописателей, причем особенно примечательно это выразилось в акафисте, который нередко приписывается Роману Сладкопевцу и в котором она именуется "невестой неневестною", а в других редакциях — "необоримой воительницей" [1389], своим чудесным вмешательством освободившей Константинополь от захватчиков [1390]. Кроме того, Марию величают "хранительницей пути и… крепостию… от вражиих сил" [1391], а также "храмом, престолом и ковчегом Бога, Царя всех" [1392]. В восточном благочестии Мария звалась и "нерушимой стеной" [1393], и ее мозаичное изображение представлено в Киевском Соборе Святой Софии. Иконам Богородицы приписывались многочисленные чудеса [1394], и жития византийских святых исполнены рассказами о том, как благодаря ей совершались обращения и исцеления [1395] (согласно общепринятым меркам все это рассматривалось как возможные свидетельства в пользу иконопочитания) [1396].

Литургические мотивы, а также мотивы практического благочестия византийские богословы подхватили в своих вероучительных толкованиях [1397]. Большинство из них было, конечно, написано прозой, однако Феодор Студит, например, прославляя Богородицу и опровергая иконоборцев, написал поэму в форме акростиха [1398]. В другом месте он говорит, что Богородица была единственной, кто, оставаясь причастной ангельской природе, превосходящей природу человеческую, тем не менее решила иметь семью и разделить обычную человеческую жизнь [1399]. Иконоборцы глубоко заблуждались, когда посягали на святых и особенно на первенствующую среди них, превосходную из всех тварей, "нашу пресвятую Царицу и Матерь Божию" [1400]. Она предстает как "Царица и Владычица всей вселенной… (как) престол милосердия для смертных во всей вселенной" [1401]. В "успении" (излюбленная тема живописцев) [1402] ее окружают апостолы, мученики, святые, а также Енох [1403] и Илия [1404] (которые, как известно, к концу их земной жизни были восхищены на небо) [1405]. "Исповедуем и возвещаем, — писал Никифор, — что она определена как (наш) ходатай и надежный заступник пред Ним (ее Сыном) по дерзновению, коим она наделена, будучи матерью Его" [1406]. Как ходатай и заступница, она особым образом заботится о благоденствии и чистоте Церкви [1407], "даруя Церкви мир, упрочивая православие, защищая империю, изгоняя варварские племена, поддерживая весь христианский народ" [1408].

Многим из этих мариологических идей суждено было гораздо полнее развиться на уровне богословских понятий и позднее — церковных догматов. Однако до того как их исповедала Церковь и даже прежде чем о них заговорили богословы, они стали предметом веры и прославления на литургии и в народном благочестии. Отстаивание мариологических идей давало поддержку культу других святых, изображавшихся на отдельных иконах. В литургиях Василия и Златоуста сразу после упоминания имени Богородицы говорится о "святем Иоанне Пророце, Предтечи и Крестители", затем поминается имя того святого, "егоже и память совершаем" и потом поминают "всех святых Твоих, ихже молитвами посети нас, Боже" [1409]. Порой противоборство иконопочитанию выражалось во враждебном отношении к культу святых, и, таким образом, возрождение литургического богословия вбирало в себя и новое утверждение их прерогатив. Упоминая об Иоанне Крестителе, Феодор говорит о деяниях всех святых, которые с небес посылают награду тем, кто поет им хвалу [1410]. По сути дела, "святые творили те же чудеса, которые совершали апостолы" [1411]. Таким образом, в оправдании икон заново утверждалась значимость святых в Церкви (прежде всего Девы Марии, но также и всех остальных) как соучастников в жизни и служении (но особенно в литургии) благочестивой общины, полагающей свое преемство "со всеми святыми от века Тебе благоугодившими, праотцы, отцы, патриархи, пророки, апостолы, проповедники, благовестники, мученики, исповедники, учительми " [1412] и всеми верными.