Исследовав характер, происхождение и мотивы Лукианова сочинения о смерти Перегрина, Бернайс очень немного занимается разъяснением того, как смотреть и понимать известия того же Лукиана о христианах и пребывании Перегрина в их обществе. Да и не со всем, что говорит он в этом отношении, можно соглашаться. Бернайс считает фактами историческими: пребывание Перегрина в среде христиан, уважение, каким он пользовался у них, и его отступление от христианства (S. 55). Все это кажется нашему автору совершенно естественным. Вот его доказательства в данном случае. Между кинической школой и христианством II в. было много общего. Они равно боролись против политеизма, грубого и тонкого языческого суеверия. Поэтому переход каких-нибудь лиц от христианства к кинической школе и наоборот был вещью не необычайной. Гностики-энкратиты жили по правилам кинической философии. После этого, по Бернайсу, нет ничего удивительного, если Перегрин некоторое время жил в обществе христиан и был уважаем между ними. Отпадение его от общества христиан также дело возможное, подобно тому как позднее, наоборот, некто Максим Киник от своей философии прямо обращается к христианству и даже претендует на Константинопольский епископский престол. Бернайсу кажется, что он находит важное подспорье для своего мнения о сближении христианства и кинической философии в древнем свидетельстве современника Лукианова, ритора Элия Аристида, который, обличая киников, говорит: «Они по-своему сходны с нечестивцами в Палестине (т. е. христианами), ибо признаком нечестия у этих последних служит то, что они не веруют в высшие божественные силы» (S. 36–39). Что Перегрин принадлежал некоторое время к христианскому обществу, в этом нет ничего невероятного, но что его пребывание здесь было именно при таких обстоятельствах, как описывает Лукиан, это, конечно, вымысел. Понятна и цель вымысла: Лукиану нужно было обесславить Перегрина, и для этого лучшим средством было представить его ищущим популярности и нашедшим ее лишь между такими лицами, как христиане, которые в глазах язычников были самой презренной сектой. Что касается стремления Бернайса доказать близость христианства и кинической школы, то оно основывается или на плохом знакомстве с действительной историей христианского учения, или на его рационалистических убеждениях: в том и другом случае спорить с ним не стоит труда. В описании Лукианом христианского общества Бернайс не находит ничего такого, что бы показывало его в невыгодном свете. Бернайс замечает: «Что Лукиан говорит о христианах, это не только теперь, но и в тогдашнее время всем не эпикурейцам должно было являться как похвала, и с полным правом Тильмон радуется такому свидетельству из уст врага» (S. 56). Заслуживает, наконец, внимания старание Бернайса доказать неосновательность воззрения известного богослова Вальха, который полагает, что Лукиан представляет Перегрина иерархическим лицом в среде христиан. Серьезное изучение сочинений Лукиана и тонкая филология Бернайса в этом случае увенчивают автора полным успехом (S. 107–108).
Какой вывод для церковно-исторической науки можно сделать из труда Бернайса? По нашему мнению, тот, что следует или совсем вычеркнуть имя Лукиана из числа литературных врагов христианства II в., или, по крайней мере, не ставить его наряду с такими яркими и сознательными врагами христианства, как Цельс и Порфирий, что доныне делалось в церковно-исторических курсах и учебниках по церковной истории.
Новое сочинение о Цельсе[133]
Étude sur Celse et la premiére escarmouche
entre la philosophie antique et le Christia-
nisme naissant. Par
XIX+461.
Имя Целься, языческого писателя II в., автора сочинения «Λόγος ἀληθής», направленного против христианства, принадлежит, бесспорно, к замечательнейшим именам в истории древней Церкви. Наука, иностранная и русская, посвящала и посвящает личности и сочинениям Цельса свое полное внимание. Книга Пелаго составлена с большим тщанием и серьезным отношением к делу, вносит немало нового в рассмотрение вопроса, а потому познакомиться с ней дело нелишнее.
Она состоит из введения, в котором обстоятельно говорится о римской религии вообще, об отношении ее к религиям иностранным в частности. Затем в дальнейших восьми главах трактуется главным образом о Цельсе и его сочинении «Книга истины» («Le livre de verite»). Из этих восьми глав особенно интересны главы II и VII. Вторая глава называется так: «Цельс, его жизнь, его отечество и его сочинения», а VII: «Источники «Книги истины», научные знания Цельса». Через анализ этих двух глав лучше всего можно составить себе понятие о достоинствах книги.