Христианский мир и эллино-римская цивилизация. Исследования по истории древней Церкви

Что такое Халкидон? Это город, ответят, где был собран знаменитый IV Вселенский собор. Но что такое сам по себе древний Халкйдон? Это не больше как пустой звук, имя, которое само по себе ни о чем не говорит. Но вы прочитываете описание Халкидона у Тьери — и получаете такое живописное представление о городе, которое сильно запечатлевается в душе. Описывая главную святыню Халкидона — храм св. Евфимии, — автор говорит: «В ста пятидесяти шагах от Босфора возвышается на холме базилика, посвященная мученице Евфимии, одной из самых досточтимых святых Востока. Поднимаетесь вы сюда по едва заметной крутизне, но когда достигаете вершины косогора, вашим глазам представляется чудное зрелище. С одной стороны — море, здесь спокойное, там более или менее волнующееся и бросающее свою пену на скалистые берега; с другой — высокие горы, покрытые многовековыми лесами; в долине — нивы, среди которых теряется взор, золотистая жатва, сады, обремененные прекраснейшими плодами. Прямо перед вами столица Константинополь, возвышающийся уступами с европейской стороны Босфора, — Константинополь, составляющий центр этой великолепной картины. Сама по себе базилика красотой своей архитектуры вполне гармонировала с ее окружением. Сюда ведет широкий прямоугольный двор, украшенный колоннадой и образующий из себя перистиль в отношении к зданиям. Храм, поражающий симметрией, приводит к круглой оратории, увенчанной куполом, в котором расположена галерея, из которой можно слушать службу. Это был так называемый мартириум, на восточной стороне которого находился гроб св. Евфимии, а тело ее покоилось в серебряной раке. Было общим верованием, что в этом месте совершается множество чудес. Под крытым портиком, прикасавшимся к оратории, находилась обширная картина на полотне, принадлежавшая кисти славного живописца и представлявшая жизнь и смерть Евфимии, замученной во времена Диоклетиана. Здесь видите ее блестящую молодостью и красотой, одетую в темноватое манто философов — знак ее религиозного исповедания и посвящения Христу. Схваченная воинами и приведенная пред судьею, потом отданная в руки палачей, она переходит от одной муки к другой, проходит под огнем и мечом путь, который направляет ее к славному концу. Св. дева Евфимия, покровительница Халкидона, пользовалась самой искренней верой у халкидонян» (Р. 295–297). Также прекрасно изображение архимандрита Константинопольского Далмация, содействовавшего победе Ефесского собора над несторианской ересью (Р. 128), и пр.

Пылкая и живая фантазия автора пользуется всеми способами для того, чтобы запечатлеть данную личность, данный факт в сознании читателя. На основании нескольких отрывочных замечаний древних писателей, автор смелой рукой рисует портрет, в собственном смысле портрет Нестория (Р. 9). Достаточно самого незначительного замечания актов IV Вселенского собора, что первое деяние затянулось так надолго, что к концу его, по случаю наступления сумерек, потребовалось зажечь свечи, — для того чтобы привести на память автору то, когда заходит солнце в Халкидоне осенью, и сказать весьма интересную подробность: «Было около шести часов вечера, т. к. солнце заходит под широтами Халкидона 8 октября в пять с половиной часов» (Р. 316). Эта подробность ничтожная, но как ясно она представляет ход соборных заседаний! Автор умело пользуется религиозными легендами для того, чтобы дорисовать картину, проиллюстрировать подлинные исторические сказания. Автор знает, что это легенда, и не скрывает этого, и, однако же, не отказывается рассказать, каким чудом сопровождалось окончательное утверждение истины на Халкидонском соборе, как пререкающиеся стороны, чтобы положить конец спорам, решились каждая положить свиток своего вероизложения в гроб Евфимии и как на другой день свиток, заключающий истинную веру, был найден в руках мученицы, а еретический — в ногах (Р. 376). Автор уверен, что этого не было, что это позднейшее предание (иначе о событии было бы упомянуто в актах собора), и, однако же, рассказ его производит только приятное впечатление; он так мастерски пересказывает, что не хватает желания сказать автору: к чему это в ученом сочинении?

Мы сейчас увидим, что напрасно было бы выводить отсюда заключение, что автор сочинения бьет исключительно на эффект, что он преследует цели занимательного повествователя, а не серьезного историка.