Христианский мир и эллино-римская цивилизация. Исследования по истории древней Церкви

Конечно, в книге есть и недостатки. Без них не обходится ни одно человеческое произведение. Главнейшим из них мы признаём не совсем критичное отношение автора, в некоторых случаях, к источникам. Например, автор говорит о Кирилле, главном деятеле собора, что он привел с собой на собор всякий сброд, даже каких-то александрийских банщиков, что он захватил с собой сюда каких-то подозрительных диаконисе и монахинь, назначением которых было заниматься хозяйством Кирилла и заботиться о его здоровье, что Кирилл, желая расположить к себе жителей Ефеса, сыпал золото направо и налево. О другом важном представителе Ефесского собора, Мемноне, епископе Ефесском, говорится, что это был человек алчный, не чуждавшийся насилий, презренный, будто бы не раз близкий к тому, чтобы за свои преступления лишиться кафедры, употреблявший угрозы и интриги, чтобы сгруппировать возможно большее число епископов около Кирилла. О всех вообще епископах собора говорится, что это были люди невежественные в догматических вопросах, что между ними находились такие, которые стояли под запрещением, были низложены за различные преступления, и даже прямые еретики, что они были собраны с пренебрежением канонических правил (Р. 87–91). Мы не спорим, что все подобные указания действительно можно находить в документах, но кому они обязаны своим происхождением? Личным врагам Кирилла, Мемнона и Ефесского собора. Этими указаниями нужно пользоваться крайне осторожно. Все это и подобное говорилось лишь в жару полемики. Если всегда верить показаниям врагов, и притом без всякой критики, в таком случае людей самой высокой репутации придется заподозрить в различных гнусных преступлениях: Афанасия Великого — в таких, Златоуста — в других, Флавиана Константинопольского еще в иных — и все это на основании действительных документов. Историк не может дарить своим доверием всякий документ. Нам кажется, что такое игнорирование автором правил научной критики есть у Тьери дело предумышленное. Нужно сказать, что он вообще не питает симпатий к александрийцам V в., следствием этого и было то, что автор заботливо собирал факты, которые должны были бросить самый невыгодный свет на вождей и поборников александрийских доктрин. Как смотрит Тьери в самом деле на Александрийских патриархов V в., это хорошо можно видеть хоть из следующих слов нашего историка: «Вглядываясь в преемство Александрийских патриархов, можно сказать себе, что Египет всегда оставался страной метампсихозиса, он оставался таким и под законом Христовым, каким был во времена Кнефа и Озириса. Кирилл наследовал Феофилу, Диоскор — Кириллу, душа же была одна и та же у этих различных лиц, один и тот же дух раздора, деспотизма, насилия, одни и те же инстинкты жестокости и алчности. Если есть какое-либо различие в этом отношении между ними, то оно состоит в том, что Диоскор превзошел своих предшественников — в злобе. Кирилл был племянник Феофила, Диоскор совсем не был родня им; но он много лет провел около первого в качестве архидиакона и его примером воспитал в себе тиранический дух, которым отличались эти епископы, эти фараоны египетские, как называет их один св. муж» (Р. 232–233).[135] После этого автор, конечно, не мог хорошо отзываться о Кирилле и его сторонниках. Тьери пишет историю несторианства с заметным сочувствием к антиохийцам; поэтому, внимательно занося в книгу факты, неблагоприятные для александрийцев, он или совсем обходит, или упоминает вскользь факты, которые не рекомендуют антиохийцев. В противоположность тому, как автор относится к Кириллу, он с сердечной теплотой говорит об Иоанне, патриархе Антиохийском (Р. 101–103). Точка зрения автора не чужда односторонности. Впрочем, справедливость требует сказать, что он не умалчивает о нравственных недостатках в характере и деятельности Нестория (Р. 13), и, кажется, иногда изображает их в излишне мрачных красках.

В сочинении Тьери встречаются суждения неосновательные или, по крайней мере, научно недоказанные. Так, автор, занимаясь объяснением причин, вызвавших евтихианство, делает несколько замечаний об Евтихии, замечаний, которые должны, по мысли автора, служить цели, однако же, они далеко не достигают ее. Он говорит, что Евтихий потому стал еретиком, что был недоволен деятельностью III Вселенского собора (Р. 196–197), что он был конкурентом Флавиана на Константинопольский престол, и что, потерпев неудачу, он захотел сделаться, по крайней мере, главой секты (Р. 199), что в его душе гнездилась «гордость сектанта» (Р. 200). Но все это недостаточно объясняет происхождение ереси. Что он был недоволен Ефесским собором, это несправедливо и не может быть доказано; что он был претендентом на Константинопольский престол, на это в документах нет указаний; что он имел какую-то «гордость сектанта», это ничего не объясняет.