Можно бы сопоставить эту критику обнаруживающего полную бесплодность научно-аналитического метода с мыслью, высказанной в 1928 году протестантским историком церкви Карлом Холлом5: "Как раз когда христианство расчленяют на составные части, возникает, как я полагаю, неизбежный вопрос: собственно, благодаря чему христианство одержало верх над другими религиями? Я считаю серьезнейшим упущением, что современные религиозно-исторические исследования полностью игнорируют этот простой вопрос... Ведь у всех перед глазами факт, что христианство не только в конце концов вытеснило другие формы религиозной жизни, но и что сторонники этого учения чувствовали себя какими-то другими по сравнению с представителями иных религий. Для этого должны были быть свои причины". Здесь Карл Холл, как и Адольф Холл, говорит о некоем "факте", который наука явно упустила из виду.
В 1902 году вышла книга под названием "Христианство как мистический факт". Написал ее не теолог, но основоположник антропософии Рудольф Штайнер. Книга Штайнера восполняет именно тот пробел, который Адольф Холл и Карл Холл объявили слабым местом науки. Средствами современного духовного исследования Рудольф Штайнер за период с 1902 по 1925 год представил новое всеобъемлющее изложение христианства, отдающее должное его "фактическому" характеру. Интуитивная догадка Шеллинга, что Христос не столько учитель и основоположник, сколько в самом точном смысле слова содержание христианства, была подтверждена заново. На глубоко правомерный вопрос о "новизне" теперь можно было дать такой ответ: "То новое, что принес Христос, было в самом строгом смысле слова "ОН САМ"".
____________________________________________________________
Цит. по: Zahrnt H. Es begann mit Jesus von Nazareth. Gutersloh 1969, S. 66. [Стр.12]
Он принес СЕБЯ. Разумеется, мы вправе говорить так лишь в случае, если признаем, что существуют высшие сверхчувственные области реальности и конкретные сверхчувственные существа, обладающие собственной индивидуальностью. К их признанию подводит основательное изучение духовных исследований Р. Штайнера. Из них становится ясно, что тот мощный импульс, который возникновение христианства, вне всякого сомнения, внесло в историю человечества, возник благодаря тому, что на рубеже времен в мир земных людей вступило существо высочайшего ранга.
Это вступление осуществилось в совершенном деянии -- событии Голгофы, включающем смерть и воскресение. Воскресший может сказать: "Я с вами, во все дни" (Мф. 28:20). Предшествовавшие Голгофе события, когда равви Иисус учил и исцелял, по сравнению с этим носят еще только подготовительный характер. Но из Евангелий видно, что равви Иисус сознательно шел навстречу решающему событию, а также пытался пробудить в своих учениках сознательное предчувствие этого события -- истинного события в отличие от всех предшествующих, что были лишь "знамениями". Когда же после своего просветления и сошествия пламени на Пятидесятницу апостолы обрели силу свидетельствовать о пережитом, заговорили они прежде всего не об учении и Деяниях равви Иисуса, а о преображении, через которое прошел их Учитель в Его смерти и воскресении. То есть в самом начале христианского благовестия стоит указание на некий факт. Факт этот был одновременно историческим -"при Понтийском Пилате" -- и "мистическим", а это значит, что в действо включались силы вышних миров. Недаром апостол Павел заявил, что без этого факта апостольская проповедь была бы тщетна (1 Кор. 15:14).
Развивающееся затем христианское "учение" следует понимать только как дальнейшее раскрытие этого указания на основополагающий факт. Это нечто существенно иное, нежели провозвестие какого-либо учения, преподносящего всеохватный свод вневременных истин о Боге, мире и человеке. Такое миропонимание претендует на то, чтобы стать зримой тканью вечных истин, вне зависимости от того, кто их возвестил. Будда оставил своим ученикам указание, что после его кончины проводником их станет его учение. Смысл [Стр.13]
самой личности Будды заключался лишь в том, чтобы явить людям некую истину, которая существует сама по себе. Если бы христианство было только религиозно-этическим учением, его истины, наверное, тоже могли бы обособиться от их провозвестника. Но в христианстве речь идет о чем-то совершенно ином. Тут дело не в том, чтобы преподнести не-. кую истину, которая существует сама по себе, но ускользнула, быть может, из сознания человека или до сих пор не открыта. Скорее, тут указывается, что к предшествующему состоянию мира добавилось нечто абсолютно новое, не существовавшее до тех пор как фактор реальности.
Почему же, однако, к факту необходимо добавить "учение" в форме указания на происшедшее? Разве самого факта недостаточно?