Христианство и перевоплощение

Однако это "нисхождение" не приводит Его снова в низшую область "плоти", "sarx". Он не вступает вторично на материальную почву, его нисхождение есть полное любви движение навстречу людям в пределах сверхчувственного мира, дифференцированного внутри самого себя. Апостол Павел, исходя из своего собственного эмпирически духовного опыта, различает первое, второе и третье небо (2 Кор. 12:2). В буддийском рассказе о кончине Будды как нечто само собой разумеющееся конкретно описывается движение вверх и вниз между различными уровнями вышнего мира. Но подобные истины знакомы и Новому Завету. Послание к Евреям говорит о Христе как о Первосвященнике великом, прошедшем небеса (Евр. 4:14). Таким образом, при возвращении Христос двигается навстречу человеку "до нижнего предела" сверхчувственного мира, а вследствие этого люди отныне в свою очередь могут подняться ввысь для встречи с Ним в сверхчувственном мире. Нисходя по духовным сферам, Христос про - [Стр.92]

ходит и область, где пребывают умершие в Господе -- "И мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем" (1 Фес. 4:17). Это великое движение берет начало в области умерших, так же как пасхальным событиям предшествует со-I бытие Страстной субботы. Но и мир умерших тоже проходит через метаморфозы. У Павла сжатие во времени указывает на грядущую фазу в отношениях между живыми и мертвыми, когда разделяющая людей земная смерть уже не препятствует более совместной жизни высшего порядка. "Мы ... вместе с ними". Указание "на облаках" перекидывает мостик к вознесению Христа. Тогда "оставшиеся" на земле потеряли восходящего на небо Иисуса из поля своего духовного зрения, Он исчез в облаках. Теперь же они не только увидят Его "открывающимся" из облаков, но сами поднимутся к высшему бытию и уже не останутся на земле, а будут вместе с умершими. Земные люди будут восхищены "на воздухе" -"воздух" есть образ истины о беспредельности нового способа бытия, одолевшего земное тяготение, символ движения, противоположного "падению" Адама. Слово "harpazein", обозначающее такое "восхищение" в воздушное царство, указывает, что это событие произойдет не без драматизма, не гладко. Души людей, вросшие "цепкими органами" в материальное бытие, "вырвутся" из смертных оков материи через спасительную силу Христа.

Если исходить из существующего текста Первого послания к Фессалоникийцам, то, пожалуй, можно не сомневаться, что апостол Павел, по крайней мере когда писал сие Послание, считал возможным, что эти эсхатологические события произойдут еще при его жизни. Переживание, дарованное ему на пути в Дамаск, как бы осияло его и обвеяло дыханием грядущего мира -- мира последнего Судного дня, потому он и поддался чарам "скорого ожидания" второго пришествия. Однако это не означает, что апокалипсис Первого послания к Фессалоникийцам тем самым утратил силу. Созерцаемые апостолом Павлом образы сами по себе верны, нужно только перевести их из сферы "имагинации" на понятный ныне язык мысли. "Имагинация" в антропософском понимании осуществляется вовсе не так, что сначала возни- [ Стр.93]

каст некая абстрактная мысль, которая затем из "педагогических" соображений облекается в некий образ, и не в силу неких грез или ни к чему не обязывающих фантазий. Гете нащупывал суть истинной имагинации, когда говорил о "точной фантазии". Имагинативное сознание ничего не изобретает, оно обнаруживает свои созерцательные образы как спонтанные явления. Их нельзя соотносить с материальным планом -- результатом будет абсурдная фантастика. Но сквозь них, как сквозь окно, можно заглянуть в сверхчувственную реальность, желающую открыть себя. При переводе в будничное сознание могут возникнуть заблуждения, как у апостола Павла, который ожидал скорого осуществления своих созерцательных образов. С той поры ход мировой истории откорректировал "короткие замыкания", которые, понятно, могли возникнуть в эпоху первохристиан. Тем не менее грандиозная панорама апокалипсиса из Послания к Фессалоникийцам остается вполне правомерной, равно как и то, что сказано о грядущем сообществе умерших и "оставшихся", об упразднении в будущем той разделенности живых и умерших, которая знакома земным людям, "оставшимся".

Мировоззренчески необходимое для нас ныне различение тех огромных содержаний, что в языке эсхатологических образов как бы сосредоточены в зародышах, включает в себя и различение "пришествия" и "Страшного суда". В апокалипсисе Павла этого различения нет, в апокалипсисе горы Елеонской собственно "воскресение" на упомянуто. В апокалипсисе же Иоанна явление Христа на облаке приведено уже в гл. 14 (Откр. 14:14), тогда как последняя победа над смертью созерцается значительно позже -- лишь в гл. 20 (Откр. 20:14). Между ними в гл. 19 Христос является как "всадник на белом коне".