Христианство. Настоящее

Обычно сам разговор о таком переводе порождает множество вопросов по принципу «или – или»: взять за основу традиционный византийский текст или критический, составленный учеными по древним рукописям уже в новое время? Переводить так, чтобы всем стало понятно, или так, чтобы передать все тонкости оригинала? Но в XXI веке, когда информация распространяется по сетям в электронном виде, а бумажные издания выходят в разных версиях, нет необходимости жесткого выбора «или – или». Перевод может существовать в разных вариантах, при этом, какой конкретно будет представлен читателю, зависит от его выбора: это могут быть программы, содержащие разные версии текста, и бумажные издания с такими же версиями.

Этот перевод предлагается выполнить в двух тесно связанных вариантах: традиционный (или филологический) и общедоступный (или миссионерский). Их объединяют общая ключевая терминология, общие экзегетические решения, стремление сделать текст литературным и понятным.

Отличия прежде всего – в степени доступности текста для неискушенного читателя. Традиционный перевод по возможности сохраняет формальные черты оригинала, оставляя необходимые пояснения для комментариев, а общедоступный проясняет больше в самом тексте перевода. Первый ориентирован скорее на человека с высшим гуманитарным, второй – на человека со средним или высшим техническим образованием.

Сначала я делаю перевод традиционный, причем в двух вариантах: один с самого распространенного в научных кругах критического текста (Nestle-Aland 28), другой – с византийского, близкого к текстуальной базе Синодального перевода и самого распространенного среди православных греков (Антониадис 1904–1912 годов с исправленными опечатками, но об этой версии мы говорить сейчас не будем). Его приоритеты: сохранение культурно-исторической дистанции без искусственной архаизации, сохранение традиционной терминологии, литературность без манерности и вычурности. А дальше этот перевод немного редактируется, чтобы сделать его более понятным для читателя, не владеющего серьезными знаниями о Библии и ее мире, – так возникает общедоступный вариант.

Ключевая проблема, с которой я борюсь в этих переводческих опытах, – невразумительность и вялость синтаксических калек с греческого оригинала. Чтобы яркий и сочный текст Павла зазвучал по-русски, надо не просто заменить греческие слова русскими, выстроив их в грамматически правильные конструкции, нужно найти синтаксические и даже риторические аналоги в русском языке, которые прозвучат понятно и в то же время энергично.

Теперь рассмотрим один конкретный пример в традиционном Синодальном переводе, в двух опубликованных новых Библиях (РБО и Заокской), а также в двух вариантах моего собственного перевода (традиционном и общедоступном, причем отличия общедоступного перевода от традиционного выделены подчеркиваниями). И так мы, собственно, и увидим, с какими проблемами сталкивается переводчик и как он их решает.

Итак, Колоссянам 2:20–23. Для тех, кто знаком с греческим, приведу оригинал:

Εἰ ἀπεθάνετε σὺν Χριστῷ ἀπὸ τῶν στοιχείων τοῦ κόσμου, τί ὡς ζῶντες ἐν κόσμῳ δογματίζεσθε; Μὴ ἅψῃ μηδὲ γεύσῃ μηδὲ θίγῃς, ἅ ἐστιν πάντα εἰς φθορὰν τῇ ἀποχρήσει, κατὰ τὰ ἐντάλματα καὶ διδασκαλίας τῶν ἀνθρώπων, ἅτινά ἐστιν λόγον μὲν ἔχοντα σοφίας ἐν ἐθελοθρησκίᾳ καὶ ταπεινοφροσύνῃ ἀφειδίᾳ σώματος, οὐκ ἐν τιμῇ τινι πρὸς πλησμονὴν τῆς σαρκός.

Синодальный перевод дает нам, по сути, кальку этого выражения и тут начинается много непонятного: Итак, если вы со Христом умерли для стихий мира, то для чего вы, как живущие в мире, держитесь постановлений: «не прикасайся», «не вкушай», «не дотрагивайся», что все истлевает от употребления, по заповедям и учению человеческому? Это имеет только вид мудрости в самовольном служении, смиренномудрии и изнурении тела, в некотором небрежении о насыщении плоти.

«Стихии этого мира» – точный перевод слов оригинала τὰ στοιχεῖα τοῦ κόσμου, но мы скорее назовем так воду, огонь, воздух и нечто подобное. И что это «истлевает от употребления»? А ведь в общем и целом смысл оригинала здесь понятен: правила Моисеева закона касаются материальных вещей, которые уничтожаются в процессе использования, будь то пища или одежда. Они, разумеется, противопоставляются вечному. И как же описать то, что с ними происходит?

Большая проблема в этом отрывке – слово ταπεινοφροσύνη, которое традиционно переводится как «смиренномудрие». В современном христианском словаре это слово обозначает безусловную добродетель, но в данном контексте это явно не так. В результате Синодальный ставит в один ряд совершенно разные понятия. И что, собственно, «имеет вид мудрости», остается неясным.