Кстати, в 1988 году, когда я служил в Советской армии, старшина обнаружил и конфисковал у меня карманный Новый Завет, грозился страшными карами. А замполит полка книгу вернул, добродушно сказав: «Теперь можно». Старшина был в шоке! Это был год тысячелетия Крещения Руси – верить разрешили.
Понять эти сложные тексты мне помогли книги священника Александра Меня. Он писал о Библии и ее героях достаточно просто и в то же время подробно, а главное, он представлял персонажей библейских историй как живых людей, показывал их отношения с Богом и друг другом, и становилось ясно: это не просто «дела давно минувших дней», а нечто живое и настоящее, и оно помогает тебе найти свой путь в этом мире.
А еще мне помогала понять эту Книгу учеба в университете: мы изучали древние языки и античную литературу. Она далеко не во всем была похожа на Библию, но нас учили видеть за текстом совершенно другой мир древности, населенный точно такими же людьми, как и мы. Они совсем иначе одевались и вели себя, мыслили иными категориями, по-другому выражали свои мысли, но они испытывали те же самые чувства и потребности.
Древний текст позволял прикоснуться к этому миру, понять этих людей, но только надо было не торопиться, не переносить на них своих стереотипов и учитывать разницу в культуре и мировосприятии. Это касалось и Гомера, и Вергилия, и библейских авторов, которых мы почти не читали; замечательное исключение – спецкурс А. Ч. Козаржевского по Новому Завету, который в целях конспирации назывался западно-ионийским койнэ.
Я закончил университет в 1992 году, но заниматься библеистикой я совершенно не собирался. Меня привлекал мир византийской поэзии, которая отчасти сохранилась в современном православном богослужении, а отчасти была незаслуженно забыта. Но вышло так, что я «выиграл в лотерею по трамвайному билету»: оказался в нужное время в нужном месте и получил приглашение поехать в Амстердам учиться библейскому переводу. Если хотите, можно считать это случайностью. Приглашение я принял.
Это были курсы, организованные специально для людей из бывшего СССР. Это было ярко, интересно и востребованно… и с тех пор я больше всего занимался именно переводом Библии в качестве переводчика, редактора, консультанта, методиста и преподавателя.
Но как же сочетается обращение к Библии как к Слову Божьему с сухим научным анализом этого текста? Для многих это большая проблема. Одним кажется, что верующий христианин обязательно должен принимать каждое выражение Библии в буквальном и прямом смысле. Другие, напротив, находят в библейском тексте множество несогласованностей, позднейших исправлений, и на этом основании начинают редактировать содержание текста.
Эти споры бывают нескончаемыми и беспощадными, но для меня, как ни странно, они никогда не были особенно значимыми. Может быть, здесь помогла университетская выучка: я не ждал от текста больше того, что он может дать, и прекрасно понимал, что любой текст отражает реальность не напрямую. Мы говорим: «солнце встало» и «солнце село», хотя прекрасно знаем: это не Солнце движется по небу, а Земля вращается. Придавать таким внешним чертам текста статус непреложной истины просто неразумно.
С другой стороны, меня не смущают и данные науки, например, свидетельства о расхождениях между разными рукописями, порой весьма значительных. Четыре евангелиста не обо всем одинаково рассказали, потому что жизненный опыт каждого человека уникален и неповторим, и его личная встреча со Христом тоже окажется особенной, не такой, как у прочих. Не случайно первые христиане сохранили и приняли как Писание именно четыре Евангелия в их полноте и разнообразии. И точно так же множество рукописей, доносящих до нас слова оригинала, составляют Библию, но никакая рукопись по отдельности Библии не равна. Сами по себе они не приближают к Богу, и их изучение не приближает. Текст Библии – пространство для Встречи, но еще не сама она.
На что похожа сама Встреча? Есть в Библии один красивый образ, который нечасто вспоминают: он теряется за другими образами, куда более звучными и красочными. Илия, великий пророк, в тяжелое для себя время, когда израильтяне преследовали его и поклонялись идолам, попросил Господа, чтобы Тот Сам явился ему. Ответ ему был дан такой: «…выйди и стань на горе пред лицем Господним, и вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра, и там Господь». По-славянски заключительные слова звучат еще ярче и загадочней: «Глас хлада тонка и тамо Господь» (3 Цар. 19:11–12).