Христианство. Настоящее

Но Дух дышит, где хочет, правила и рамки установлены для нас, а не для Него. Собственно, это и пытались объяснить израильтянам пророки, призывая их искать Бога. А что это значит? Полагаю: сознавать в каждый момент своей жизни, как далеки мы от Него, как туманны наши представления о Нем… и в то же время стремиться приблизиться к Нему хоть на шаг.

Вчерашние правильные ответы и успешные методики не обязательно будут такими же правильными и успешными сегодня хотя бы потому, что меняемся мы и меняется окружающий мир. В общении с любимым человеком мы постоянно открываем что-то новое, мы ищем этого общения, не довольствуясь старыми письмами и фотографиями, которые нам бесконечно дороги, но они не заменяют собой живого. Тем более верно это о Боге. Пожалуй, единственное, о чем тут можно осмысленно говорить, – это о своем опыте поисков, находок, а иногда и потерь. Говорить, заранее признавая, что у каждого этот опыт разный, а общих рецептов нет.

Я понимаю, что эти мои слова можно понять как проповедь полного релятивизма: дескать, Бог у каждого в душе, все религии говорят об одном и все дороги ведут к нему. Я этого совершенно не имею в виду и так не считаю. Ошибки, грехи, отпадения, – все это безусловно существует, и если есть Истина, необходимо существует и ложь как ее отрицание и искажение. Я сейчас о другом.

Опыт христианина и вообще любого человека никогда не бывает безоблачным и безошибочным, но в этом и состоит его ценность. Христианство понимает путь святости не как постепенную «прокачку добродетелей до 80-го уровня», как в тех же самых компьютерных играх, а как поиск своего уникального пути, поиск трудный, полный проб и ошибок. Святой – не тот, кто не падал и не уставал, а тот, кто поднимался и шел дальше. И путь часто казался другим скандальным, неправильным, немыслимым. Но это всегда был его путь.

Наш мир, оглушенный криком, ослепленный фальшивым блеском, все-таки вспоминает иногда: да ведь было же и еще нечто важное, полузабытое, давнее, детское… И мы, может быть, сумеем ему об этом напомнить словами древней нашей Книги: веяние тихого ветра, глас хлада тонка – и там Господь.

13. Храмовое благочестие

Приближается очередной Великий пост и с ним ощущение какого-то долга, который надо бы отдать Богу и этой весной. Ограничить себя в пище и развлечениях, больше молиться, а главное, почаще ходить в храм, выслушать Великий канон, исповедаться, причаститься. Мы ведь православные, мы обязаны это делать, так надо. Кому надо? Ну, наверное, Богу… И тут же мы сами одергиваем себя: но ведь Он не нуждается ни в чем, уж менее всего в наших рассеянных мозгах и усталых ногах. Так, может, не ходить?

Сдается мне, когда мы так рассуждаем, мы просто неверно расставляем приоритеты. Мы исходим из слова «надо». Кому-то обязательно должно быть надо, чтобы мы пришли в определенное место и выполнили ряд действий – то ли Богу, то ли нам самим, то ли окружающим. Ну заведено так, в конце концов. И тут же мы ловим себя на «ветхозаветном отношении»: дескать, мы исполняем определенные обряды просто потому, что они предписаны свыше, вот просто ради послушания. Вроде как в Ветхом Завете постоянно приносили в храме положенные жертвы.

Их, конечно, приносили, и мы знаем (хотя бы из Евангелия), что к новозаветным временам и в самом деле для многих, слишком многих они стали связываться с какой-то «обязаловкой», зачастую утомительной: вот исполнил, что положено, и свободен. В результате одни (условно назовем их фарисеями) подходили к делу слишком формально и приправляли это свое благочестие изрядной долей гордыни, а другие (условные мытари) и вовсе оставляли всё это в стороне и шли заниматься бизнесом и развлечениями.

Только не для этого строил царь Соломон в Иерусалиме самый первый храм, не таким было его отношение. Я процитирую здесь молитву Соломона при освещении храма из 8-й главы 3-й книги Царств в собственном переводе с краткими комментариями. Итак, закончена колоссальная, сложная, дорогостоящая работа – воздвигнут храм, чтобы возник в Иерусалиме единый и постоянный центр поклонения Единому Богу, свидетельство Его величия и неизменного присутствия среди Своего народа. Впервые в мире! И что же говорит царь? Что само по себе это место – лишь символ (привожу его речь в собственном переводе):

«Жить ли Богу на земле? Если небеса и даже небеса небес не вместят Тебя – уж тем менее этот храм, построенный мной. Но снизойди к молитве раба Твоего и к просьбе его, Господи, Боже мой! Выслушай смиренную мольбу, которую обращает к Тебе ныне раб Твой. Да будет пред взором Твоим этот храм денно и нощно – место, на котором обещал Ты наречь Собственное имя, чтобы слышать молитвы, которые будет обращать к Тебе в этом месте раб Твой. Выслушай просьбу раба Твоего и народа Твоего Израиля, которую обратят к Тебе в месте этом – а Ты услышь там, где пребываешь на небесах, выслушай и помилуй».