Христианство. Три тысячи лет

Намного чаще возвращается в сознание христиан другая тема – неисполненное обетование основателя христианства о конце света, о близости Последних дней; обетование, по каким-то причинам более близкое западным христианам, чем православным. На средневековом Западе оно обычно привлекало слабых и угнетенных – однако в XVI веке, во времена Реформации, захватило умы множества людей, предопределив тогдашние войны и революции. В XIX веке в Америке, обогатившись такими дополнительными темами, как тысячелетнее царство праведников и «восхищение на небеса» спасенных, оно стало одной из основ консервативного евангелического протестантизма – а затем распространилось по Азии, Африке и Южной Америке, где западное пятидесятничество пустило глубокие корни и постепенно превратилось в разновидность языческой религии. Тому, что такое множество людей нетерпеливо ждет Конца света, удивляться не приходится. Сама историческая наука с первых своих дней одержима двумя неврозами человечества: страхом перед новизной и неизведанным, стремлением найти для происходящего в настоящем понятные «образцы» в прошлом – и тоской по утраченному золотому веку, мифическим временам полного довольства и ничем не омраченного блаженства. Сложите эти два чувства – и получите стремление «объяснять» текущие события, подыскивая для них библейские символы, и нетерпеливое ожидание, что золотой век вот-вот вернется. По этой же причине в Средние века существовало предание, что под некоторыми холмами спят рыцари короля Артура – но вот-вот проснутся и принесут освобождение; повинуясь тому же импульсу, современный обыватель живо интересуется тамплиерами, оккультизмом, тайными обществами и заговорами, и в списке бестселлеров прочно держится «Код да Винчи».

Неоднократно Библия приносила той или иной этнической или культурной группе спасение – не в смысле спасения души, а в смысле сохранения языка и собственной идентичности. Так произошло, например, с валлийцами, когда в 1588 году протестантский епископ Уильям Морган издал Библию на прекрасном литературном валлийском языке. Библия Моргана помогла национальной идентичности валлийцев устоять перед превосходящими силами и самодовольным колониальным напором англичан – а кроме того, способствовала тому, что большинство валлийцев стали протестантами, хотя на ранней стадии Реформации в Британии этого трудно было ожидать.[5] То же произошло в конце XIX века с корейцами: перевод Библии на корейский язык возродил их алфавит и стал символом их национальной гордости, поддерживая перед лицом японского угнетения и подготовив почву для необычайного распространения христианства в Корее во второй половине ХХ века. А одна из причин, по которой православное христианство выжило в тяжелейших условиях и сейчас переживает мощное возрождение – почти неизвестная на Западе история предпринятых Русской Православной церковью переводов Библии на множество языков Восточной Европы и территории бывшего Советского Союза.

Библия заключает в себе не одну, а множество традиций. Самозванные «традиционалисты» часто забывают, что традиция не какая-то механическая или архитектурная структура неизменных форм и очертаний; гораздо больше она напоминает растение, в котором пульсирует жизнь, постоянно меняется форма и вид при сохранении глубинной сути. Авторитет Библии для христиан заключается в том, что с этой книгой их связывают особые отношения, подобные отношениям ребенка с родителями. Это не отрицает отношений с другими книгами, которые тоже могут быть глубокими и продолжительными – и, разумеется, не означает, что отношения с Библией (как и с родителями) всегда безоблачны и приятны. Просто речь идет об отношениях совершенно особого рода. Сумев понять это, мы избавимся от современного невроза, связанного с «авторитетом Библии». Надо ли понимать и исполнять Библию буквально? Нет: ее надо принимать всерьез.