Христианство. Три тысячи лет

Радикальные перемены, порой даже до неузнаваемости, с самого начала были неотъемлемой частью истории христианства – и последующие две тысячи лет дали тому немало примеров. Три века противостояния с римской имперской властью закончились превращением былой контркультурной секты в верную помощницу власти, сохранившую греко-римскую цивилизацию на Западе и после того, как эта власть ушла в небытие. В Америке XIX века христиане-маргиналы в пустынях Дикого Запада создали собственную религию, основанную на новой священной книге – Церковь Иисуса Христа святых Последних дней (мормоны). Потрясающий рост численности и популярности мормонов – несомненно, такая же часть истории христианства Нового времени, как и истории православия, католичества и протестантизма, как бы яростно не отказывало «традиционное» христианство мормонам в праве называться христианами. То же можно сказать и о других, еще более недавних модификациях христианства – кимбангвистах в Центральной Африке или Церкви объединения, основанной корейским священником, преподобным Сан Мён Муном. Такие преображения всегда непредсказуемы. Четыреста лет спустя после европейского реформиста Жана Кальвина очень успешная Пресвитерианская (реформистская) церковь Кореи учит европейских последователей Кальвина верно хранить его наследие – и в то же время выражает свои благочестивые чувства в гимнах, заимствованных у методистов – радикальных антикальвинистов. Более того: многие корейские христиане – пламенные патриоты, однако молятся они в церквах, тщательно воспроизводящих архитектуру протестантских церквей американского Среднего Запада.

Страсть, вошедшая в самую суть мировой религии, неизменно пробуждает могучее творческое начало, властно проявляющее себя в литературе, музыке, изобразительном искусстве, архитектуре. Пытаться понять христианство – значит вглядываться в лик Иисуса Христа на византийских мозаиках и иконах или в резко освещенные черты лица человека на дороге в Эммаус на полотне Караваджо. Однако, поднимая глаза на богато украшенный золотом потолок Санта-Мария-Маджоре в Риме, нельзя забывать, что это золото – переплавленные храмовые драгоценности, вывезенные из языческих стран по другую сторону Атлантики, присланные испанским королем в Рим как приношение христианскому Богу и Католической церкви, – грабеж, столь обычный для христианской Европы, часто сопровождаемый и освящаемый всуе поминаемым именем Христа. Отзвуки христианской страсти слышатся в гимнах Джона и Чарльза Уэсли – величавых песнопениях, призванных внести гордость, уверенность в себе и сознание высокого смысла своего существования в жизнь бедняков, с трудом находящих себе место в новом, индустриальном обществе георгианской Британии. Христианская страсть стоит за тончайшими абстракциями органной музыки Иоганна Себастьяна Баха. В ГДР, во времена жесткого режима, сотни людей сходились в церковь послушать Баха – бессловесный рассказ о том, что где-то в ином измерении осталась целостность, осмысленность и спокойная, безмятежная искренность. Все проявления христианского сознания – от жажды понять конечные цели Бога, создающей ужасающие видения конца света, до стремления смягчить нравы, нашедшего свое выражение в крикете на английской лужайке перед домом викария, – необходимо принимать всерьез.

В этой книге представлен мой личный взгляд на ход истории христианства, и я не прошу прощения за то, что повсюду здесь слышна моя собственная позиция: читатель книги о религии имеет право знать, что думает о ней сам ее автор. В моей семье три поколения священнослужителей; детство мое прошло в доме священника сельского прихода, в мире, небезызвестном достопочтенному Сэмюэлю Кроссману, – и об этом мире я сохранил самые светлые воспоминания. Я вырос на Библии, и об эпохе своей догматической веры и теперь вспоминаю с теплым чувством. Думаю, меня можно назвать искренним другом христианства. Я по-прежнему ценю ту серьезность, с которой религиозная мысль обращается к тайнам и скорбям человеческого бытия – и не меньше ценю ее ответ на эти тайны и скорби, ответ в форме торжественного богослужения. Я живу, не переставая поражаться тому, как этому, казалось бы, безумному ответу удается захватывать умы и сердца миллионов и миллионов существ моего вида. Отчасти для того, чтобы ответить на этот вопрос самому себе, я и начал исследование этой мировой религии, наряду со всеми прочими бесчисленными религиозными верованиями и практиками, известными человечеству. Читатель, знакомый с богословским языком, быть может, великодушно признает в этом христианскую веру в ее апофатической форме.