Христианство в свете этнографии

Христианские и буддийские идеи о загробном возмездии при общем этическом подходе имеют различное происхождение и весьма непохожие формы. Буддийское возмездие за гробом основано на идее о переселении душ, точнее — о переселении жизни. Идея о переселении жизни существует у многих народов первобытных и более культурных, но самое подробное и пышное развитие она получила в индуизме. И надо сказать, что в своей развитой индийской форме она является по-своему блестящей и логически необходимой, можно сказать, почти научной.

Из общего ощущения жизни своей и окружающей и дальше из пантеизма логически вытекает идея о том, что все проявления жизни связаны вместе как цепь. Трагический вопрос о сущности смерти, страх смерти и отрицание ее получают неожиданный выход. Смерти действительно нет. Смерть есть переселение из одного живого образа в другой. Жизнь есть бесконечное странствие из человеческих форм в животные и обратно в человеческие. Царь может возродиться дровосеком, потом оленем, далее червем, львом и опять человеком-жрецом. Эта соблазнительная мысль переселения жизни до сих пор искушает многих художников слова. Киплинг, например, является ее приверженцем, хотя довольно стыдливым.

Еще в индуизме идея переселения душ приобрела этические формы. Переселение происходит в виде бесконечной лестницы наград и наказаний. За нарушение запретов и табу, за неисполнение ритуальных предписаний человек наказуется переселением в какой-нибудь ужасный и отвратительный образ, навозного червя, жука, причем к реальным существам примешиваются фантастические, например, демоны с глазами, сочащимися кровью и гноем. После того потребно десять покаянных превращений, чтоб вернуться обратно по этим десяти ступеням в первоначальное положение. Лестница переселений становится таким образом мучительной пыткой. В ней есть какие-то расчлененные страдания. И она, быть может, объемлет наибольшую массу загробных страданий, какая доступна человеческому воображению.

Буддизм унаследовал от индуизма переселение душ почти в полной неприкосновенности. Он дал ему только более строгое этическое толкование и сделал из него некоторые логические выводы. Разнообразная масса страдания, доступная жизни в ее многоразличных формах, безмерна и бессмысленна. Отсюда необходимый вывод: жизнь есть зло, во всех своих разнообразных пантеистических проявлениях. Целью мудреца и его религии является избавление от жизни вообще и погружение в блаженное уничтожение, в нирвану. Но это погружение дается нелегко. Жизнь есть колесо, на котором человек распят. И соскочить с колеса возможно лишь ценою многих повторных попыток.

Буддизм, таким образом, есть высшая форма земного отчаяния и квиетизма, отрицание жизни не только в земной, но и в загробной форме.

С другой стороны, переселение душ, как в индуистской, так и в буддийской форме, доступнее для человека, чем бесконечное бессмертие. Человеческое сознание совсем не нуждается в идее бесконечной загробной жизни. Оно совершенно удовлетворяется надеждой на продолжение жизни в новой последующей форме и о большем не мечтает и не заботится. Временное бессмертие, удлинение нашего эфемерного бытия, — вот чем довольствуется боязливая человеческая мысль. Большего не надо, большее даже страшит.

Бесконечность бессмертия как бы не вмещается в пределы человеческого духа. Это отвращение к бесконечному бытию выразилось, например, в греческой легенде об Эхо, которая была женщиной и выпросила у богов дар бессмертия, но в конце концов так состарилась и износилась, что совершенно исчезла — только сохранился ее голос, который откликается и повторяет не свои, а чужие слова.

Парная к этой легенда говорит о мужчине Тифоне, сыне Лаомедонта, супруге Зари Эос.

Она похитила его у отца из-за его необычайной красоты и испросила у Зевса для него бессмертие, а вечную молодость испросить позабыла. Тифон мало-по-малу так сморщился, что больше не мог двигаться. Остался лишь голос его, как голос цикады. Так Тифон превратился в трещащую цикаду.

Эта тема, очевидно, сильно занимала древних эллинов, если она дала повод к двойной обработке, М и Ж.

То же настроение отражено и в еврейско-христианской легенде об Агасфере, Вечном Жиде, страннике, который мучительно жаждет смерти, но обречен жить на земле до страшного суда. Подобно греческой Эхо и Агасфер состарился и бродит по свету в седом и морщинистом образе. Жизни и энергии в нем сохранилось лишь настолько, чтоб чувствовать страдание жизни.

Буддизм, как общая концепция, ведет к отчаянию. Как непосредственное обещание, оно как будто раскрывает перед нами двери смерти и приоткрывает занавес.