– Ну, что же, убей, двум смертям не бывать, одной не миновать.
– Зачем убивать, живи с нею или оставь ее.
– Как же я ее оставлю, если я люблю ее и не могу жить без нее…
Пришел вечер. Легли спать. Только и было речи, что «убью да убью тебя»…
– Не пил – ревность мучила, а выпил – дошел до безумия… Как я могу быть без Тани!.. Как она может достаться другому?… А Таня лежит тихая, покорная, безответная… Взял я револьвер, приложил его к груди Тани и говорю: «Убью тебя, не доставайся никому…»
– Ну, что же, убей… Мне себя не жалко… Убей сразу. А вот мне жалко тебя, что ты пойдешь за меня…
Так они все время лежали и шептались: он с револьвером, приставленным к ее груди, а она тихая, беспомощная и безответная…
Среди ночи с завода приехали товарищи Николая и стали звать его на завод. Так как ехать было рано, то гостям поставили самовар и вина. Николай выпил полстакана и опять пошел к Тане. Теперь они лежали одетые. Николай опять взял револьвер, приставил его к груди Тани, и они продолжали шептаться. Таня решила, что не покинет его и отправится с ним на завод.
– В каком платье я поеду?
– Ни в каком не придется.
Нажал револьвер больше, спустил курок, – и Тани не стало. Вскрикнула, вздохнула и скончалась.
Бросились все в их комнату.
– Ты убил Таню?
– Ну, что же, что убил… Ну и убил… Сам и отвечу за это, сам и похороню…
А сам целует еще теплые руки умирающей. Вид его был совершенно трезвый и хладнокровный, только глаза мутноваты.
– Три исхода было для меня: жениться, бросить и убить. Жениться не мог. Одна мысль, что она может быть не моя, сводила меня с ума и я терял голову, да и что я за муж был бы… Мучитель… Бросить тоже не мог, – я любил ее, безумно любил и жить без нее не мог… Убить, ну и убил…
Восемь лет каторги.
Чувство ревности известно с очень давних времен. Оно старше человечества, ибо проявляется и в животном царстве. Оно в такой же мере присуще современному цивилизованному человеку, как и нашему дикому предку. Несколько меняются формы его проявления, но существо его все же остается тем же. Это чувство у нас на глазах и известно всем и каждому. А между тем, желая более тщательно изучить это чувство, мы не нашли такого количества ученых работ, каковое должно было бы соответствовать жизненному запросу. Мало того, чувство ревности часто смешивается с другими чувствами, очень мало с ним имеющими общего. Так, например, ревность ставят в родство с завистью, тогда как эти чувства едва ли имеют между собою что общего. «Не пожелай жены ближнего твоего…» эта мера предупреждения и пресечения могущей возникнуть ревности, но очень мало имеет прямого отношения к ревности.
Чаще всего ревность смешивают с любовью. Некоторые даже говорят, что ревность и любовь неразлучны между собою. Ревность есть оборотная сторона любви. Любовь без ревности – едва ли даже и любовь. Кто не ревнует, тот не любит. Некоторые ревность считают заслугою и проявлением горячей любви, даже колотушки ревнивого милы, потому что они служат доказательством горячей любви…
Однако едва ли правильно отождествлять эти два чувства. По нашему мнению, истинная идеальная любовь и ревность – это два чувства если и совместимые, то, во всяком случае, парализующие и ослабляющие друг друга.
Истинная, идеальная любовь есть высокое чувство симпатии, духовного тяготения и искренней сердечной привязанности к предмету, всегда соединенной с уважением, почтением, преданностью и готовностью поступиться своим
Примесь элемента страсти к истинной любви вносит в душевное состояние человека новый элемент – элемент побуждения к обладанию предметом, элемент эгоистический, требующий удовлетворения и взаимности от любимого к любящему.
Чрезмерная страсть, присоединяющаяся к любви, тушит альтруистическое чувство, часто потемняет светлую сторону идеального уважения и усиливает элемент эгоизма, обладания и самонасыщения. Удовлетворение страсти усиливает жажду ее, хотя и жажда удовлетворения стоит в полном соответствии с полнотою удовлетворения ее. Наилучшим примером тому служит страстная любовь Наполеона I к Жозефине.
Очень часто можно слышать мнение, что Наполеон I является прекрасным примером проявления ревности в своих отношениях к Жозефине. Это едва ли верно. В его письмах к ней есть чрезмерная, страстная любовь, но это не ревность. Силою своей ненасытной любви Наполеон превосходил всякого мавра и, будучи только корсиканцем, он напряженностью страсти мог бы удивить самого Отелло.
Это была любовь чувственная, страстная, ненасытная, животная, опьяняющая и затмевающая рассудок. Это была потребность полного и безграничного обладания и самоудовлетворения.