Христос был женщиной

«Вдруг именно этот человек знает про нашего пропавшего?» – загорелась Криста.

Номер неместный, семизначный. Набрала наудачу питерский код. Обоснованная догадка: Князь мог быть однокурсником отца по лесотехническому. Занято, потом почему-то никто не отвечает… На третью попытку отозвался певучий, сочный баритон, приветливый, но не прилипчивый. На слух – ни одной трещинки из тех, которые оставляет возраст.

Не может он быть отцовским ровесником, слишком молод, мелькнуло тогда у Кристы.

Но абонент сразу вспомнил «Оськину общежитскую койку, студенческий отряд, летние заработки…». Внимающим молчанием выудил все подробности папиного исчезновения и не отгородился ритуально-равнодушным сочувствием.

Отнюдь…

Включился в поиски, несколько версий проверил по своим каналам, в Москву зачастил.

Мой любимый, мой князь, мой жених…

Сердце романтической девушки примиряется с невозможностью выйти замуж за возлюбленного, если у того, например, больная жена на руках. А у Князя были взрослая дочь-даун и нянчившая ее жена. Так что его семья для Кристы обитала в другом измерении. Она их обеих жалела.

А сама? С нее довольно было нового чувства неодиночества… Сунешь руку-ледышку в большую теплую ладонь Князя и скрипишь по московскому морозцу… Выговариваешь все, что пришло на ум, – Князь незло укажет дурочке на ее ошибки и пожалеет, если ей больно от чьей-то грубости, зависти. Сердечная непредвзятость расширяла взгляд на мир, не раня.

Обычно люди способны играть только одну роль. Особенно влюбленные. На пике чувств человек становится беспринципным адвокатом: оправдывает все что угодно в партнере. А при расставании – если тебя бросили или даже ты сам вероломно смылся – превращаешься в ярого, бескомпромиссного прокурора.

Уже потом, когда Князя не стало, Криста поняла и приняла его совет: мудрее и честнее быть одновременно и обвинителем, и защитником. Хотя бы стараться. И именно одновременно. Каждую минуту сохранять объективность. В этом – гармония, заложенная в ядро каждой человеческой личности. Всякий раз, достигнув искомого лада хотя бы на мгновение, Криста почти физически ощущала, что Князь где-то рядом, живой. Как будто он ее погладил, привет передал…

Он же опроверг и житейскую премудрость: советчик – не ответчик. Не сетовал, не поругивал, как мама, за то, что у Кристы нет своего угла, а убедил занять у него денег на покупку московской квартиры. В последний момент, когда цены еще не стали заоблачными, отыскал приемлемую – эту самую, в Крылатском…

И через полтора года, когда у него обнаружили неоперабельный рак простаты, помог Кристе найти заработок и отдать долг: понимал, что иначе сердобольная девица продаст квартиру и вернет деньги – осиротевшим жене и дочке они нужнее.

В последнюю встречу – перед заточением в больницу, а потом и в вечность – Князь попросил Кристу не приезжать. Даже нечаянно не попасться на глаза жене, чтобы ту не съедала еще и ревность.

Через месяц с незнакомого номера пришла эсэмэска. Чернота залила тлевшую обиду. Известили вечером того дня, когда Криста сдавала последний кандидатский экзамен.

Она с утра знала, она чувствовала…

Проплакала всю ночь. Забывалась на минуты… Очнется – и снова слезы. Смыло весь ментальный мусор.

Из-за того, что она не видела Князя угасающим, не была на похоронах, он ушел, но не исчез. Воскресал при каждом о нем воспоминании.

Так что из ресторана домой Криста возвращается совсем не взбудораженная. Забирается в кровать, включает телик без звука и звонит маме. Справиться, как там она.

Как? «Все хорошо, доченька, только ноги болят, тяжело каждый день ходить в поликлинику на уколы». Придется завтра съездить к ней. Туда и сразу обратно, без ночевки. Нужно нанять медсестру и заплатить ей вперед – маме давать деньги бесполезно: не будет она их тратить, тем более на себя.

Но окончательно Морфея прогоняет поздний звонок нетрезвой замзавши:

– Завтра! Игумновская акция в Царицыне! Поедешь!

Приказала и отключилась. Может, не только от Кристы, но и из жизни выпала на время – степень опьянения по телефону не проинтуичишь. Да она и трезвая ведет себя по-казарменному. Крепкие словечки Криста пропускает мимо ушей, но грубость, отрывистые фельдфебельские приказы, как радиация, проникают внутрь, накапливаются и отравляют. Самоуважение теряешь…

Хеппенинг в царицынском новоделе – событие явно не масштабное, не для их газеты. Кто-то ее попросил? Вряд ли… Но как проверить?

Шеф отдела воспользовался праздником, чтобы побыть с детьми на только что купленной даче в Черногории, а его заместительница, вероятно, всего лишь подстраховывается: вдруг не хватит материала на понедельничный номер.

Еще и даром смотаешься…

Не пойду!

Мама, работа…

Слеза скатывается в ложбинку у носа, Криста смахивает ее пальцем, но из глаз уже – поток. Язык пытается направить его в рот – не получается. Соленый ручеек, стекая по подбородку, жжет обветренную кожу.