Христос и карма. Возможен ли компромисс?

Мне ближе другая интерпретация: мир оказывается результатом взаимодействия двух сила – с одной стороны, творческих энергий Бога, с другой, энергий, исходящих из всей совокупности сотворенных сознаний, и эта совокупность сознаний влияет на мир от начала и до «конца времен». Встреча двух этих сил и лежит у истоков того мира, в котором мы с вами живем, включая сюда и структуру пространства и времени, включая сюда и структуру материи, что бы она из себя ни представляла, потому что ее суть все время ускользает от нашего понимания.

Именно на этом уровне, как мне кажется, и обнаруживается источник страдания в самом широком смысле этого слова, от физической боли до необходимости постоянно бороться за выживание и вплоть до неизбежности смерти. Возможно, в этом и есть смысл тех кожаных одежд, которыми Бог одел Адама и Еву после их изгнания из земного рая (Быт 3:21). Здесь я опираюсь на истолкование св. Григория Нисского (IV век), полагавшего, что в действительности земной рай никогда не существовал. Это просто образ того лучшего мира, которого человек сразу, с самого момента творения, мог бы достичь, если б только мы все, из всей толщи веков, и прошедших, и будущих, если бы мы все лучше умели любить. Тогда кожаные одежды оказываются нашим вхождением в плоть, в пространство, во время, в структуру материи того мира, в котором мы живем.

О такой же схеме сообщают нам и некоторые из тех умерших, что продолжают общение с нами из мира иного. Позднее я дам вам свои объяснения на этот счет. Пока же просто обращу ваше внимание на потрясающее совпадение мысли св. Григория Нисского и всех греческих Отцов Церкви с сообщениями, поступающими от умерших, из мира иного:

«Перечитайте эти чудесные рассказы из Книги Бытия и поразмышляйте над прекраснейшими символами, выбранными человеческим разумом для научения блудных сынов, удалившихся из Отчего дома» (сообщение, полученное мадам Моннье в 1927 от своего умершего сына, Пьера Моннье).

«Вспомните, возлюбленные мои, что мы были с Богом, в той Божественной Любви, которая и есть Христос, еще до основания материального мира…» (сообщение 1923 года тому же адресату и из того же источника).

Мне придется здесь в нескольких словах пересказать самую суть его мысли: человек (не какой-то конкретный человек, но весь человеческий род) должен был бы жить, как бестелесные невоплощенные духи, в Божественной Любви, во Христе «еще до основания материального мира». Но человек возжелал независимости. И тогда Бог даровал ему кожаные одежды, тело из плоти, чтобы он мог на опыте испытать, что такое свобода.

И еще одна серия сообщений, полученная в Англии в 1900–1910 годах, т. е. в то время, когда наши ученые были еще слишком далеки от подобных гипотез:

«Преобразование Времени в Вечное настоящее изгнало бы навсегда ложную идею наследственного зла… “Грехопадение” вечно происходит в настоящем, а не отодвигается в далекое прошлое»[280].

В том материальном мире, в который мы пали, нам всегда слишком жарко, слишком холодно, слишком голодно, слишком больно, слишком одиноко. В этой структуре мы можем выжить, лишь пожирая друг друга. Мы с вами можем видеть в документальных фильмах и телепередачах (хотя и снятых нередко слишком поздно), какой ущерб наносит планете наша попытка выжить на ней. Мне возразят на это, что тоже самое было и миллионы лет назад, задолго до того, как первые люди могли совершить свое первое грехопадение. Но как раз в таком механизме время уже не работает.

Меня очень обрадовало, что такой ученый, как Реми Шовен, посвятивший свою жизнь изучению поведения животных, оказался очень чувствителен к страданиям животных. Я очень рад, что в одной из своих последних книг он пришел к тому же выводу, что, возможно, появление страдания в этом мире связано с нашими, человеческими ошибками, обусловлено ими с самого начала мира. Вполне вероятно, что без этих ошибок мир бы просто не существовал в том виде, в каком он существует теперь. Возможно, мы были бы уже на другом уровне, на том самом, какой многие предвидят и предчувствуют, как жизнь после смерти. Мир без теней, без страдания, без ненависти.

Это прекрасно выразил православный священник и поэт Виржиль Георгиу. Он рассказывает то, что узнал в детстве от своего отца, священника в одной бедной румынской деревушке. По контексту речь эта обращена в первую очередь к христианам, которые прежде других должны отвечать за происходящее в мире. Но заметьте, что его мысль все время ширится и охватывает собою всех людей вообще: